Религия и просвещение

Но отвергая, таким образом, это обвинение в узости, которое нам ставит гр. Введенский, я должен сказать, что действительно марксизм придает земной жизни (а земная жизнь определяется хозяйством, выработкой определенных благ, без которых человек существовать не может) чрезвычайно большое и для нашего времени центральное значение. Правда, те, которые думают, что марксизм находится в вечном плену у забот о материальном благосостоянии, забывают великое положение Энгельса, что переход к коммунизму будет прыжком из царства необходимости в царство свободы[253]. Смысл этого утверждения Энгельса заключается в том, что наша задача — освободить человека из–под власти экономики, что наша задача — реально привести человеческое хозяйство к такому состоянию, что человечество сможет, при сравнительно незначительных затратах своих сил, разрешить вопросы производства и распределения нужнейших благ и тогда всю остальную свой жизнь и сравнительно большую часть этой жизни отдать свободному выявлению творчества в индивидуальной и социальной жизни. Но путем к этому, путем к такому состоянию, когда разговоры о свободе, об умственном развитии и нравственном совершенстве не будут оскорбительной для сотен миллионов людей болтовней, может быть только полная реформа нашего хозяйства. До тех пор, пока нас душат нищета, болезни, невежество, вырождение, до тех пор все эти разговоры являются праздным самоутешением дворян или не дворян, но во всяком случае верхушек, которые находят в той или иной степени достатка известное обеспечение этих «высших» своих проявлений.

Вот почему путь экономической революции, путь создания рационального хозяйства на земле марксизм ставит во главу угла, а в дальнейшем моем возражении вы увидите, что гр. Введенскому не удалось доказать, что христианство достаточное значение придает этому моменту, а тем самым не удалось доказать и его действенность, что вы увидите с совершенной точностью из моего дальнейшего изложения. Мы сейчас встречаемся с одной большой трудностью в споре с гр. Введенским. И. И. Скворцов[254], мой большой друг, в сердитой рецензии на мою книгу «Христианство и марксизм» указал, что с моей стороны является ошибочным связывать христианство в какой бы то ни было мере с идеями социализма. На самом деле, конечно, никакой разницы во « взглядах на эти вещи между мною и Скворцовым нет, и здесь могло произойти только недоразумение, в зависимости от того, какой момент дискуссии мы выдвигаем на первый план.

Конечно, временами в известных своих прослойках христианство перекрещивается с коммунизмом; никто не. может отрицать того, что в первобытном христианстве существовали коммунистические организации. Никто не может отрицать существования социалистической тенденции у некоторых христианских сект в XVI столетии. Никто не может отрицать соприкосновения толстовцев с социалистическими тенденциями и, до некоторой степени, с социализмом. Но это не значит, что христианство действительно вращается, как вокруг оси, вокруг социалистических идей. Колоссальная историческая привилегия христианства и вместе с тем убивающая его слабость заключается в его расшатанности, в его неопределенности, которая дала возможность христианству разделиться на множество несогласных между собой толков и учений, в результате чего самые противоположные тенденции могли ссылаться на христианство с одинаковым правом. С этой точки зрения довольно трудно найти какой–нибудь тип христианства, который можно было бы назвать истинным. Когда полемизируешь с христианами официально–церковного типа, которые готовы доказать, что христианство призвано, и законно призвано, защищать капитализм, самодержавие и т. д., конечно, приятно ткнуть такого человека на социалистически!»! текст в евангелии и сказать, что в то время христианство учило не так, как учите вы. Но какое из этих учений истина? Это, конечно, каждый понимает по–своему, а для нас они все одинаково неистинны.