Религиозные мотивы в русской поэзии

Первая его вещь «Соловецкая заутреня» была напечатана в «Русской Мысли». Затем следует там же ряд очерков. Другие статьи печатаются в журналах «Часовой», «Знамя России», «Наша страна». В 1948 г. в лагере Пагани он пишет повесть «Уренский царь», помещенную Мельгуновым в «Возрождении», также как и «Последний барин» и «Ванька вьюга». «Овечья лужа» и «Горка Голгофа» появляются в «Гранях». В 1952 г. выходит в Аргентине его первая книга «Ди-Пи в Италии»[44], затем сборник рассказов: «Я – человек русский» и серия очерков «Светильники Русской Земли»[45]. В 1954 году в издательстве имени Чехова в Нью-Йорке появился его самый значительный труд «Неугасимая лампада». Несмотря на трудность темы – описание соловецкой каторги – книга эта стала самой популярной (best seller) из всех книг изданных чеховским издательством. В 1958 году в «Гранях» был напечатан «Кудеяров дуб», изданный также отдельной книгой издательством «Посев»[46]. Несколько статей Бориса Николаевича были напечатаны в журнале «Россия и Вселенская Церковь». Укажем, наконец, что на итальянском языке Борис Николаевич издал книгу «Обзор советской литературы»[47] за период 1920–1940 гг. («Panorama della letteratura russa contemporanea»), вызвавшую большой интерес в Италии, где эта тема была почти неизвестна[48].

«Религиозные мотивы русской литературы» являются последним трудом Б.Н. Ширяева. Писал он на эту тему с увлечением, хотя временами силы его оставляли, надеясь, что это издание заинтересует русскую молодежь. Не раз он вспоминал, как студенты вузов обращались к нему со своими религиозными запросами и те из них, кто хотели молиться, искали вдохновения в русской литературе: молитва Лермонтова и другие религиозные стихотворения превращались в их устах в подлинную молитву.

Борис Николаевич горячо любил всё родное ему – русское, но он сумел преодолеть часто встречающиеся предрассудки и оценить духовные сокровища приютившей его Италии. В зарубежной печати в хоре похвальных отзывов о нем появился и упрек в слабости, которой объясняли его присоединение к Католической Церкви. Наши близкие отношения с покойным вменяют нам в обязанность выяснить этот больной вопрос, как будто ложащийся тенью на последние годы его жизни. Это разъяснение облегчается тем, что Б.Н. Ширяев на русско-католическом съезде в Брюсселе в 1956 г. сам выразил желание рассказать о своем жизненном пути, приведшем его к воссоединению со Вселенской Церковью.

По его словам в семье его отсутствовало религиозное воспитание; первые религиозные воспоминания связаны у него со старушкой-няней, неграмотной женщиной, но преисполненной действенной веры и любви. Позже в университете в основу его мировоззрения легла мысль выраженная Трубецким, другом и учеником Владимира Соловьева: «Я исповедую религию Святого Духа. Я чужд как римским, так и византийским ограничениям». Слушая лекции профессора Ключевского, Ширяев уяснил себе, что русская вера – не византийский догматизм, а нечто другое. Это «другое» впоследствии открыл ему Лесков. Он показал, что этим «другим» является любовь к Господу и к ближнему и что творческое христианство важнее узкого формализма; народ оценивает в первую очередь жизненную правду человека.

Впервые на фронте, когда жизнь была в опасности, Борис Николаевич стал молиться. Соловецкая каторга явилась для него поворотным пунктом. Соловки, говорил он, поистине святой остров. Его атмосфера такова, что там нельзя не прийти к Богу.

В Италии Б.Н. Ширяев встретился с католическим духовенством, и оно произвело на него сильное впечатление своей жертвенностью и любовью. Это было то действенное христианство, которое влекло его с молодости[49].

Где любовь – там Христос, – заключил он. Признав подлинность вселенского христианства практическим путем, он изучил творения Владимира Соловьева, вследствие чего признал и теоретически истинность Вселенской Церкви. «Для меня стало ясно, – говорил он, – что вселенское, воссоединенное с Апостольским Престолом, православие и есть русская вера, вера отцов, вера действенная, вера отданности Христу и делам милосердия. Когда нас упрекают в том, что мы, якобы, отступники от веры отцов, мы должны отослать своих обвинителей к историческим первоисточникам. Профессор Ключевский, готовя нас к выпуску, давал нам, студентам, незабвенные указания: “Когда разбираете какое-либо историческое явление, не верьте современному историку, а ищите первоисточник; не верьте и первоисточнику, ищите дополнений, сопоставляйте, взвешивайте и никогда не имейте заранее предрешенного мнения”. Браки русских княжон с представителями королевских династий Запада, без их перехода в “латинскую веру”, паломничества в Рим, обмен посольствами и тесные взаимоотношения с апостольским Престолом после византийского раскола – с достаточной убедительностью свидетельствуют, что лишь последующие политические мотивы государственного властолюбия привели к практическому разрыву, инспирированному националистическими и льстивыми элементами».