Религиозные практики в современной России

Еще одним приемом, направленным на консервацию текста, является объявление самого языка, на котором написан оригинал сакральной литературы, священным и неизменным. Этот прием свойствен многим религиозным традициям, имеет место он и в еговизме. Николай Ильин провозгласил волю Еговы, что русский язык сделан «наисвященнейшим» вместо древнееврейского, потому что именно на нем свидетельствовал миру его последний пророк. Соответственно, всем еговистам вменяется в обязанность владеть русским языком, хотя перевод «раздаточных» книг для лиц, пока не владеющих русским языком, считается полезным и нужным делом.

Другое яркое доказательство самоидентификации общества еговистов-ильинцев как хранителя священных текстов заключается в том удивительном факте, что писания Ильина до сего дня воспроизводятся буквально так, как они были впервые опубликованы при жизни пророка, то есть в дореформенной русской орфографии, с твердыми знаками в конце слов, ятями и т. д. Конечно, архаичное правописание несколько затрудняет понимание текста как самими ильинцами, так и теми, для кого предназначена «раздаточная» литература, однако высокий статус «хранителя священных книг» не позволяет обществу принять решение об изменении орфографии. Здесь мы видим, что миссия хранителя превалирует в коллективном самосознании еговистов-ильинцев над миссией проповедника. Очевидно, что, хотя такого рода преференции могут негативно сказываться на динамике численного роста приверженцев группы или процессе популяризации их взглядов, объективно они выступают в роли практики, сплачивающей общину перед лицом внешних.

Вместе с тем общество ильинцев отнюдь не испытывает никакого пиетета перед «стариной» как таковой, столь свойственного, скажем, старообрядцам, и не видит никакого смысла в противодействии «новому». Так, лидер киргизских еговистов, посылая мне некоторые книги Ильина по электронной почте в виде файлов, выполненных в программе Pagemaker, одновременно прислал несколько шрифтов, содержащих знаки старой орфографии для инсталляции на моем компьютере, чтобы облегчить мне задачу их прочтения и распечатки.

Другой мой информант передал рассказ о диспуте среди еговистов Казахстана о целесообразности исправления очевидной опечатки при переиздании одного из памфлетов Ильина. По словам этого информанта, после некоторой дискуссии было принято решение оставить все как есть, чтобы не создавать прецедента исправления священного текста.

Нет сомнения, что еговисты-ильинцы отчасти осознанно, отчасти нет подражают иудеям, также считающим себя хранителями духа и буквы священной Торы. Указывают на это и обычай ручной переписки священных текстов, и стремление сохранить их буквально «до йоты», невзирая ни на какие обстоятельства, а также провозглашение русского языка священным. Однако я хотел бы повторить, что, по моему мнению, нет достаточных оснований, чтобы вслед за Савелием Дудаковым объявлять еговистов-ильинцев «филосемитами». Конечно, уважение Ильина и его последователей к «народу Еговы» велико, однако этот «филосемитизм» носит характер скорее потенциальный, нежели актуальный. Ильин и ильинцы любят и уважают тот «истинный» иудаизм, который они себе представляют, то есть практически некий гипотетический иудаизм, тождественный их собственной доктрине. Носителями этого «истинного» иудаизма объявляются древние евреи времен библейских пророков и десять потерянных колен сынов Израилевых, которые, как верят еговисты, получили бессмертие и обитают ныне в тайной и скрытой от глаз посторонних «Стране Живых», которую один информант отождествил даже с легендарной Шамбалой. Современный же иудаизм именуется в писаниях Ильина не иначе как «сатанинское иудейство» и считается таким же «сатанинским заблуждением», как и все течения христианства. Конечно, особенные усилия и надежды ильинцев обращены на евреев, погибающих вне истины Бога Еговы, которая принадлежит им по праву, однако вплоть до принятия евреями еговизма статус их ничем не отличается от прочих заблудших и обманутых сатаной людей. Тем более нет речи о каком-либо подражании ильинцев современным евреям в бытовом, культурном или религиозном смысле.

Можно спорить о том, до какой степени вышеописанная модель отношения к тексту была конструктом, намеренно созданным Николаем Ильиным, который, возможно, творчески переработал и использовал опыт иных, знакомых ему, религиозных традиций. В любом случае на практике данная модель объективно послужила фактором, способствующим созданию и подтверждению идентичности религиозной группы.

Иным моментом, где религиозные практики служат формированию, консервации и укреплению религиозной идентичности еговистов-ильинцев, являются пищевые ограничения. В современном мире следование сложной системе пищевых (и иных бытовых) запретов и правил может представлять собой значительную трудность, однако в то же время коллективное и осознанное участие в такого рода практиках служит сплочению коллектива и усилению самоидентификации.