Религиозные практики в современной России

Обращение за помощью к раввину, как уже было сказано выше, бытует и сегодня, и мы могли наблюдать такую практику в черновицкой синагоге. Как рассказывали нам женщины из очереди, проблема излагается устно, раввин все записывает «по-ихнему», затем читает записки во время богослужения; обращаться с просьбами лучше в пятницу, тогда твое прошение будет прочитано на субботней службе; не рекомендуется обращаться с прошением чаще чем раз в две недели. Входя в синагогу, просители целуют мезузу («цэ йих хрэст»). Внешне они соблюдают «чужой» ритуал, вкладывая в него при этом «свой» смысл (целование мезузы для них равнозначно крестному знамению, совершаемому при входе в церковь). Посещали местные жители раввина и в «Малых Черновцах» – селе Черневцы Могилевского района Винницкой области:

Информант: Ходы́ли. Просто ви́ру нэ принимáлы, а ходы́ты – ходы́ли.

Собиратель: О чем просили?

Информант: Так тут в основном наси́лэнне би́днэе, вот и ходы́ли там…⁵⁶

Особо следует упомянуть о менее распространенном явлении – посещении евреями христианских храмов. О том, как и почему это происходит, нам рассказывали и украинцы, и евреи. В.И. Дмитришенко из с. Черневцы сказал, что евреи ходили молиться в костел, когда была закрыта синагога: «Тут же не було в остáнни чáсы синагоги. Молы́ лысь ходы́ лы туда – но в костёл, а нэ в цэ́ркоў. Там бильш ясни́йше, бо у нас, на мою дýмку, там веси́лля…»⁵⁷ Верифицировать эту информацию в сегодняшних Черневцах, где осталось всего несколько евреев, не представилось возможным. По словам того же информанта, костел, где «веселее», где «всё наукраинськой мови, всё понятно, шось так непринуждённо», охотно посещают и местные православные.

Проблема соблюдения ритуала возникает и в случае поминания умерших. Вот что рассказала нам Д.И. Яцкова-Креймер (1924 г. р.) из Копайгорода (в 2001 году она была единственной еврейкой, проживавшей в поселке):

Ну, допустим, если все умерли из его семьи, так я всё равно… в те дни, когда поминают украинцы, я тоже иду и поминаю. Можно любому человеку, даже в церковь. Потом, у моей тёти муж был поляк, вот, и никого нет, так я… когда поминальные дни были, я пошла в костёл и тоже помянула его. Они даже там, монашки, удивляются и говорят: «Чо она й ходить и у цэрковь, и в костёл; если б была бы синагога, она б и туда пошла». Я говорю, ну и что? Я считаю так: пока человек живёт, это не грех, а, наоборот, это очень хорошо. Я даже разговаривала – ходила к председателю поселкового совета, и там сидел священник наш – так я ему рассказала. Я, говорю, я еврейка, но я хожу в церковь и поминаю. Он говорит: «Это очень хорошо с Вашей стороны, это очень-очень, говорит, благородно». <…> Я, допустим, могу зайти в цэрковь и даю там такой листочек бумажки – вы пишете «за здравие» всех. Ну так я могу написать туда – записываю – и украинцев, и евреев. Я спросила, или можно, они говорят – да. Потом я свечи там зажигала, ну, я зажигаю свечи и вместе с тем я так тихонечко прошу, шоб Бог послал всем здоровья. Я считаю, что один Бог есть на небе, над нами, и всё. Вот так я делаю или за упокой или за здравие, так я вместе так – я иду уже, они всегда знают – никто не ходит, я одна только. Сразу евреи-то возмущались: «О, Дора, ты ходишь, вот, ты же еврейка, чо ты…» Я говорю: «Это не грех»⁵⁸.

По словам Доры Иосифовны, конфессиональную толерантность проявляют местные баптисты – они молятся за евреев и привечают их на своих собраниях.