— Не слушайте Влада, он русский, — сквозь хохот прокричал Джон Роулинг, — русские могут выпить бутылку водки — это хуже виски! — и быть совершенно трезвыми на вид. Только начинают нести лютую ахинею.
Джон меня ненавидит: я дважды отбивал у него девушку. Он уже усвоил, что я применяю насилие только в ответ на насилие, и потому часто пытается меня поддеть, не опасаясь расправы.
— Джонни, ты сейчас перестанешь смеяться. Как там твоя мама? Уже завела новую собаку?
— Э-э-э… ну да, питбуля…
— Передай ей мои наилучшие пожелания и скажи, что это я съел ее тупого шумного шпица. Если питбуль будет таким же тупым и шумным — я и от него оставлю только голову.
Снова заржал весь класс — но теперь уже без Джона.
И тут зазвенел звонок.
— Господи, Влад, что на тебя нашло? — смеясь, сказала Энни.
— Я всю ночь работал и утром пришлось выпить три банки энергетика. Третья банка всегда вот так на меня действует: я становлюсь очень общительным.
— О да, и она еще и круто подстегнула твое воображение.
Хорошо, что она не просила, как именно я работал, иначе я мог бы ляпнуть лишку.
— Я говорю только то, что знаю. Воображения у меня, к счастью, нет вообще, иначе я тоже придумал бы себе какого-нибудь воображаемого невидимого друга на облачке.
Тут меня сзади по плечу хлопнул Стив.
— Ну ты и уделал его, — сказал он. — Воистину, против адептов религиозного абсурда только одно средство — абсурд.
— Это не абсурд, Стиви, это моя бабушка, — сказал я, копируя риторику «свидетелей Иеговы». — Ты хочешь поговорить о моей бабушке?
Покой мне только снится
Уроки прошли без дальнейших осложнений. Я благополучно подремал на истории: историчка всегда рада, если я сплю, потому что история я знаю получше нее и могу, если не сплю, рассказать, как на самом деле происходило то или иное событие, со ссылками на современников и историков. Причем моя версия часто расходится с официальной, а спорить со мной сложно. Потом я подремал на математике, тоже без помех, потому что когда учишь одно и то же двадцатый раз, то поневоле начинаешь знать предмет лучше учителя.
Так что к физкультуре я немного отдохнул и замечательно «отработал» всю «программу», в полной мере выполнив все нормативы на демонстрацию потрясающей физической формы и перевыполнив план по количеству подмигиваний и заигрываний с намеченными целями, причем незаметно для Энни. Ну то есть я не очень переживаю: если заметит, то у меня есть отмазка «чтобы никто не заподозрил, что мы встречаемся, я должен заигрывать с другими девчонками, даже с толстозадой Линдой». На самом деле Линда не очень толстозадая, а вполне себе ничего пышечка. Не совсем мой тип, но для разнообразия сгодится.
После физры остался еще один урок, но с него я решил свалить: биология мне не уперлась, главная цель — физкультура — выполнена.
Попутно я успел разузнать про нового ученика через посредника и будто невзначай пересекся с ним в буфете. Оказывается — действительно не промах, шестнадцать лет и уже первый дан. С другой стороны, это обычно значит, что проблем ждать не стоит, каратисты народ зачастую неагрессивный и дисциплинированный.
Слово за слово, все такое, я узнаю, что его зовут Арчибальд, и тут он спрашивает:
— Влад, а ты русский или румын?
— Русский.
— А балалайка у тебя есть? — и улыбка вроде дружелюбная, но по глазам вижу, что собирается подколоть.
Его намерения мне понятны: вокруг много учеников, включая девчонок, и он собирается немного повыпендриваться, показав, что держится со мной на равных. Ну а мне это, конечно же, не нравится.
— Была, но я оставил ее Борису.
— А кто такой Борис?
— Мой медведь. Когда я уезжал в Штаты, он решил остаться в родной тайге, и я подарил балалайку ему. Все равно он на ней играет лучше, чем я.
— Ха-ха-ха! А ты шутник, да? Полное имя медведя, наверное, Борис-хрен-попадешь?
— Почти. Борис-хрен-убежишь.
— Юморист.
— Вот что, Арчи. Тут все знают, что я никогда не лгу, и чувство юмора у меня тоже не очень. Хочешь верь, хочешь нет — у меня действительно был товарищ-медведь по имени Борис. И он действительно играет на балалайке. Я немножко приврал только когда говорил, что он играет лучше меня, потому что на самом деле я совсем не умею играть на балалайке. И вообще, это была его балалайка, которую я украл в цирке, когда помогал Борису сбежать. В принципе, я понимаю, что в такую историю поверить трудно, но людей, которые называют меня лжецом, я имею привычку купать головой в унитазе.
Этим я поставил его в неудобное положение, но провокация не удалась: он сумел выкрутиться.
— Погоди… Ты на полном серьезе утверждаешь, что украл в цирке медведя?
— Я такого никогда не утверждал. Ты когда-нибудь медведя видел? Нормального бурого русского медведя? Ты знаешь, его украсть не так-то просто, потому что если он с тобой идти не захочет — то и тебя не пустит. Я помог ему сбежать, и он пошел со мной сам.
— А зачем тебе понадобился медведь?
— Мне было его жаль. С ним в цирке хреново обращались.
— А потом что было?
— А потом я вывел его в тайгу и некоторое время он обитал неподалеку от моего дома.