Реликвии тамплиеров

Сзади, из-за толстой деревянной загородки, донеслось сопение и чавканье. Видимо, свиньи выбрались попастись, решил я, прислушиваясь, не похрюкивает ли поблизости старый кабан, слишком вздорный, чтобы гулять на свободе. Он покусал многих послушников, этот огромный монстр. Однажды напал и на меня, когда я слишком близко подошел к нему, таща ведро с помоями, — здоровенный, заросший щетиной зверюга с маленькими глазками-бусинками и торчащими зазубренными желтыми клыками, так что я был рад, что сейчас нас разделяет изгородь. И тут меня осенило. Не раздумывая, я спрыгнул на ту сторону, в вонючую, жидкую грязь свинарника. Кабан стоял в дальнем углу и что-то рыл; он тут же поднял свои красноватые глазки и уставился на меня с нескрываемой угрозой. Не дав ему времени опомниться, а себе — еще раз подумать, я кинулся к воротцам, растворил их тремя сильными ударами и бросился на кабана.

Жуткий старый монстр никогда в жизни не видел такой наглости и впал в панику, на что я, собственно, и рассчитывал. Вместо того чтобы растерзать меня на месте, он жалко пискнул и бросился прочь. Размахивая руками, я выгнал его из свинарника и скрылся обратно за изгородь. Монахи в садике услышали, как с грохотом распахнулись воротца и удивленно завопил кабан. А теперь в полном ужасе смотрели, как эта зверюга, наконец вырвавшаяся на свободу, носится по двору все расширяющимися кругами, яростно, а может, и радостно хрюкая. Один из монахов покрепче осторожно направился к нему, держа свою мотыгу как копье. Остальные потянулись за ним, и я чуть не рассмеялся, когда кабан бросился к конюшне. Монахи с криками побежали следом, и вся эта веселая компания скрылась из виду. Адрик бросил лишь мимолетный взгляд на удирающее чудовище и орущих идиотов, а потом снова уронил голову в ладони. Я вскочил на ноги и кинулся к розам. Если меня кто и видел, то решил, что я бегу за подкреплением, дабы изловить кабана. Пробежав по мощеной дорожке, я бросился на землю за первым же тисом и пополз вдоль куртины роз. Еще через несколько секунд я пролез в узкий сырой проход между буками и стеной.

Теперь можно было перевести дух. Скрючившись и прижавшись спиной к холодному камню, я подивился, что это на меня нашло. Старый кабан годами являлся мне в ночных кошмарах, он легко мог меня искалечить, даже убить. Но откуда-то я знал, что нужно делать. Это не имело ничего общего со смелостью — чисто инстинктивный порыв загнанного зверя. В любом случае это чудовище оказалось большим трусом, чем я. Потом я помолюсь за него, в следующий раз, когда у меня на обед будет свинина — если такое еще случится.

Темный силуэт Адрика едва просвечивал сквозь буковые побега. Я прополз вперед, пока не оказался прямо позади него.

— Адрик! — шепотом позвал я. — Не оборачивайся. Это я, Петрок.

Темная тень впереди даже не пошевелилась.

— Адрик! — прошипел я еще раз, чуть громче. — Я тут, позади…

— Тише! — каркнул в ответ библиотекарь. Сэр Хьюг, видать, здорово прижал его, беднягу, за горло — голос звучал хрипло. — Если это действительно ты, брат Петрок, а не этот надушенный ассасин [23], то скажи мне во имя Иисуса Христа, что ты тут делаешь! — Послышался жуткий звук, когда он попытался прочистить горло. — Ты убийца, вор и святотатец! И ты уже труп — и для аббатства, и для меня!

Я почувствовал, как мое сердце упало. И весь я сразу сдулся, будто проколотый мех для вина. А чего я, собственно, ожидал? Я вполне заслужил именно такое отношение. Уши мои горели от стыда. Я начал пробираться назад, когда снова раздалось карканье Адрика:

— Что сказано, то сказано. Теперь, думаю, можно спокойно посидеть здесь и вознести кроткую молитву за упокой души моего умершего друга. Мы полагаем, что наши молитвы будут услышаны, не так ли? Тогда слушай.

Я снова скрючился в сырой тени, едва смея дышать.

— Мне тебя очень не хватало, мой юный брат. А письма ты пишешь не слишком прилежно. Когда сьёр [24]де Кервези прибыл сюда неделю назад со своей историей про кровавое убийство и кражу, у него вышел некоторый перебор. Историю он, конечно, сочинил замечательную, да и выступал как настоящий придворный, отлично играл свою роль — вполне убедительно, чтобы замутить мозги всякой деревенщине; только я-то чувствую ложь, как вонь от тухлого мяса. Не поверил я его россказням, но остальные достаточно быстро тебя прокляли.

Я было запротестовал, но Адрик оборвал меня.