Реликвия надежды

— Мне кажется здесь становится жарковато, — он подхватил её на руки и шагнул прямо сквозь стену, чего она даже не заметила.

Шёлковые простыни приятно холодили разгорячённые тела, что слились и никак не могли насытиться друг другом. Она удивлялась, откуда у неё столько сил? Она вновь и вновь бросалась на встречу его огню, который опалял страстью. Наконец блаженная нега усмирила их, подарив покой.

— Так ты готова принять пост директора? — промурлыкал на ухо он.

— Негодяй, только и можешь, что о работе говорить! — негодовала она.

— Нет, дорогая, это не работа, а наше предназначение, надеюсь ты скоро сама это поймёшь, то, что мы делаем полностью изменит этот мир.

— Тебе бы книжки писать … фантастические, — фыркнула она, утраиваясь на его груди.

— Можно и написать, — безропотно согласился он, — но позже…

Глава 13

Подул ветерок с пустоши и принёс запах дыма да шумы разные. Ох, беда, беда! Присела она на покосившееся крылечко и пригорюнилась, окончилась её тихая жизнь, стало быть. Снесут её домишко, как пить дать снесут! А ей-то горемычной что делать, куда податься? Поплакала, попричитала, так ведь слезами не поможешь. Пошла в дом, отыскала платочек старый с цветами дивными, что прежний хозяин домишка ей подарил, выцвел давно тот платочек да поистёрся, а когда-то она в нём… Эх, да что вспоминать теперь! Махнула рукой, расстелила его во дворе на лавке, покосившейся, как вся её жизнь, и стала складывать в него камни, что у крыльца лежали. Камешки-то гладенькие, бока ровные, все один к одному, каждый взят с того места, где ей прежде пожить доводилось, и не просто так она их у крыльца держала. Повспоминала свою жизнь, поохала, камни горкой ровной на платок сложила и завязала в узелок. Узелок вышел увесистый. Только кто ж теперь её камешки на новое место доставит? В речку кинуть, так течение их растащит, а то вовсе в песок зароет. Зверю дать, да где ж такого зверя найти? Нет, тут человек надобен. Да вот беда, сюда уж люди почитай больше полсотни лет не заглядывали. А что, если поискать человека по округе? Шумы и дым опять же, значит есть люди недалече, авось кто и наведается. Затянула она песню свою любимую, что её хозяину так нравилась, раньше в деревне её часто по вечерам пели и стала вспоминать, как хорошо жилось в прежние времена.

— Здравствуй девица, чего скучаешь да поёшь так жалобно? — она подняла удивлённый взгляд. Надо же какой прыткий, сразу объявился, она ведь только-только приманивать начала, раньше-то не один час поёшь пока кто попадётся. Этот молодой, красивый и смотрит с интересом, а она даже приодеться не успела, так и сидит с растрепавшейся косой, в стареньком латаном сарафане, что хозяин вместе с платочком дарил, да босые ноги в песок зарыла, песок-то он тёплый нынче.

— Так домишко мой снесут скоро, куда же мне бедной податься? — и слёзку пустила для пущей грусти, мужики-то на слёзы падкие, любят себя спасителями представлять, а ей того и нужно.

— Как же ты тут одна живёшь? Родня твоя где? — взглянул так с прищуром, не простой видать человек, повозиться с ним придётся.

— Да нету никого, кто помер, а кто в город съехал.

— Деревня-то большая была прежде?

— Дворов почитай сотня.

— Когда ж то было? От домов и фундаментов не осталось, всё лесом поросло, — он окинул взглядом округу.

— Давно, — согласилась она, как ловко он у неё всё выпытал, а она и воспротивиться не может.

— А уж не ты ли, милая, их отсюда спровадила? — смотрит ехидно так зорким глазом. Неужто видящего призвала на свою голову? Она пыталась разглядеть его сущность, но человек и человек, только неуютно так под его взглядом стало, словно горячих углей кто за шиворот сыпанул.

— Я? Да к чему? Сами разъехались. Город им подавай! — проворчала она. Хотя если по чести признаться, тяготила её шумная деревня и радовалась поначалу, как люди съезжать стали, опомнилась, когда одна осталась. Одичала без людей-то, вот и с одним мужиком уже сладить не может, а раньше-то бывало… — А ты, красавчик, ночлег ищешь? — она стрельнула глазами и зарумянилась, обволакивая гостя лёгким почти незаметным дремотным дурманом. — Можешь в моём домишке остаться, да только просьба у меня к тебе будет, — она подняла глаза на гостя, ловя его взгляд своими зелёными бездонными омутами, да дурманом поплотнее окутала, чтобы уж наверняка.

— И какая же просьба? — спросил он, посмеиваясь, и дурман-то ему нипочём.

— Узелок мой, — она кивнула на платок с камешками, — в ближнюю деревню снеси, будь другом.

— Так может уж сразу в город? — усмехнулся он. — До ночи-то далеко, а я мигом тебя и пожитки твои доставлю.

— Нет, не нужен мне тот город, — проворчала она, злясь, что не по её задумке всё выходит и гость этот её воле подчиниться не желает. — Я хочу, чтобы и речка, и камыши, и сом по ночам плескался, и петухи… чтоб им пусто было, орали.

— Так у тебя же здесь и речка, и камыши! — веселился гость, вот ведь непробиваемый попался, другой бы уж давно десятый сон смотрел.