Ремарк и оригами

Бархаты ливийского песка.
Дальняя и трудная дорога.
Надо бы — передохнуть немного.
А на сердце — полная тоска…

Караван бредёт — на грани сил.

И воды почти что не осталось.
Господи, но сделай одну малость!
Сделай так, чтоб дождик моросил…

Путь сплетён из мерзости и лжи.

Зной царит. Когда наступит — завтра?
И по курсы выткались внезапно
Добрые цветные миражи…

Ты идёшь поутру за водой.

Гордая и стройная такая.
И глядишь вокруг, не понимая,
Почему сейчас я не с тобой…

Караван бредёт — на грани сил.

И верблюды пеною плюются.
Как бы завтра утром — нам проснуться?
Господи, возьми нас на буксир…

Миражи, конечно же, пропали.

Не видал их больше никогда.
На верблюдах люди — как из стали.
Бархаты ливийского песка…

На верблюдах люди — как из стали.

Бархаты ливийского песка…

Роберт, отгоняя навязчивые воспоминания, старательно помотал головой и повторил:

— Пришелец из Прошлого, — вздохнув, уточнил: — Из армейского…. Ладно, девчонки, с этим неожиданным моментом я уже потом разберусь. В отдельном, что называется, порядке. А сейчас пошли к главврачу. Поговорим о бедной рыженькой Джуди…

Глава десятая Доктор, арбалет и Джуди

— Секундочку, — не отрывая взгляда от мужчины за «дырчатым» стеклом, попросила Танго. — А какие будут последние наставления и пожелания, господин начальник? В каком ключе будем проводить предстоящий разговор? Можно ли слегка импровизировать?

— Импровизируй, сколько хочешь, — разрешил Роберт. — Иногда это бывает очень полезным.

— И даже можно…м-м-м, играть первую скрипку?

— Играй на здоровье, скрипачка. Не жалко. Всё, шагаем…

Они подошли к высокой белой двери, и та плавно и совершенно бесшумно приоткрылась им навстречу, мол: — «Заходите, гости дорогие! Будьте как дома! Здесь вас уважают, почитают и ждут. И помощь — практически любую — непременно окажут. В разумных пределах, естественно…. Могут ли отказать? Если и да, то только очень вежливо и тактично, без видимой грубости…».

Вошли, конечно же.

Куда — вошли?

«С одной стороны, это — просторный кабинет учёного: много высоких стеллажей с толстенными разномастными книгами, папками-скоросшивателями и солидными томами научных монографий», — подумал Роберт. — «А, с другой? С другой же стороны, гостиная богатенького аристократа, например, ужасно благородного графа в семнадцатом-восемнадцатом колене, обожающего путешествовать по всему белу Свету. Письменный, явно антикварный стол морёного дуба с многочисленными письменными принадлежностями, пресс-папье, чернильницами и массивным серебряным колокольчиком на специальной подставке. Не менее антикварные стулья с резными спинками и гнутыми изящными ножками. Диваны и кресла благородной тёмно-бордовой кожи. На стенах помещения развешаны старинные картины в вычурных позолоченных рамах: портреты мужчин и женщин — разных возрастов — в дворянских кружевных одеждах, всякие Святые седобородые старцы в рваных балахонах и тоненькие Мадонны с пухлощёкими младенцами на руках, батальные сцены, разнообразные натюрморты и милые пасторальные пейзажи. Да и прочих экзотических мелочей хватает: чучел различных животных и птиц, засушенных пёстрых бабочек под стеклом, нарядных шкатулок, нефритовых слоников, мраморных фигурок обнажённых стройных девушек, ну и так далее…. И запахи-ароматы тут соответствующие: лёгкий цветочный, ярко выраженная нотка кофейной ванили, да и хороший трубочный табак здесь курили совсем недавно. Именно так, скорее всего, они и пахнут — далёкие-далёкие страны, в которых ты ещё не побывал…. Хозяин этого приметного помещения? Сидит, как и положено, в широком кожаном кресле, установленном в дальнем торце письменного стола: костистый пожилой тип с длинной худой шеей и смешным хохолком волос на макушке. Глаза круглые, янтарно-жёлтые с чёрными зрачками, немного водянистые и откровенно-спесивые…. Слегка похож на самовлюблённого и нагловатого петушка из деревенского курятника. Уточняю, на шестидесятилетнего петушка, активно побитого молью…».