Через полгода сеть «Кремлин Касинос» состояла уже из трех заведений, одно из которых разместилось в гостинице-высотке, а два других – действительно недалеко от Кремля. Тедди нарадоваться не мог на партнера: тот не только инвестировал в развитие, но и помогал общаться с подрядчиками – даже через переводчика те понимали, что с мистером Андерсоном лучше не шутить, – и отбирал штат. Его авторитет у персонала стал непререкаемым после бесследного исчезновения дилера из флагманского заведения на следующий день после того, как мистер Андерсон поймал его на сговоре с игроком. Дилеров вообще-то проверяют каждые двадцать минут с помощью видеокамер, но этот раньше ни разу не попадался; мистеру же Андерсону не нужны были никакие камеры, он чувствовал жульничество на расстоянии.
Местный партнер, без которого никак не мог обойтись Тедди, после разговора с мистером Андерсоном согласился уменьшить свою долю в бизнесе до символической. Партнер был авторитетный человек как раз из тех мест, где шла гражданская война, но и он быстро почувствовал, что с мистером Андерсоном может общаться только как младший со старшим. «Я таких, как ты, только в кино видел», – сказал он американцу на прощание.
Мистер Андерсон был успешен в новом качестве. Он не совался ни в какие смежные бизнесы, избегал и наркотиков, и торговли девушками – в городе хватало людей, готовых воевать за эти рынки. Он же строил понятный, легальный бизнес, просто не давал себя обкрадывать. Воровство, как он убедился, в Москве весьма и весьма распространено, и все время надо быть начеку, чтобы уважали и не раздели до нитки. Это давалось ему легко.
Но мистер Андерсон не чувствовал себя счастливым. Он так и не нашел постоянную подругу. Женщины, с которыми он проводил время, оформляли и подавали себя, как дорогой товар. Он платил, но пользовался ими с удивительной для него самого неохотой, понимая, что дело не в возрасте, а в чем-то еще.
У него не было друзей. Тедди уважал его и немного побаивался, и это чувствовалось, даже когда они выпивали вместе. Дружить с местными мешали положение и языковой барьер: учить русский он попытался, но понял, что безнадежно опоздал – слишком сложно. Впрочем, хорошими способностями к языкам он никогда не отличался.
Все пошло иначе, когда, сидя у Рози, мистер Андерсон познакомился с молодым русским, отлично говорившим по-английски. Виталий работал в каком-то банке с труднопроизносимым названием, из которого в памяти американца застрял только слог «пром». Он недавно побывал в командировке в Нью-Йорке, и его просто распирало от восхищения тем, что он там увидел. «Технологии там, понимаете? Счет открывают за пять минут! Попробуй открой тут меньше чем за 20! – орал он в ухо мистеру Андерсону, перекрикивая музыку. – По телефону деньги переводить можно! Кредитные карточки у всех есть, да по несколько, но банки денег не теряют на этом – умеют работать с любыми клиентами, и победнее, и побогаче! А мы тут, черт, отстали лет на десять минимум!» Мистер Андерсон не совсем понимал, почему такие простые вещи не даются русским банкам, но его заразил энтузиазм молодого банкира. «Если в Штатах все настолько лучше, вам не хотелось там остаться?» – спросил он у нового знакомого. «Да ни за что! Пусть дураки уезжают, а мы здесь без них скоро сделаем не хуже!» – отвечал русский.
Русское сочетание недовольства своей страной с огненным патриотизмом не удивляло мистера Андерсона, выросшего среди ирландцев. Его вообще мало что удивляло в Москве. «Неплохой слоган для Ирландской республиканской армии, – сказал он. – Только вместо дураков у них англичане».
Виталий сперва непонимающе уставился на американца, потом дошло, рассмеялся. Оба почувствовали, что подружатся. А через пару месяцев мистер Андерсон предложил помочь Виталию с капиталом для собственного банка. Тот недолго пребывал в эйфории, взялся за работу яростно и умело. Мистер Андерсон чувствовал, что не ошибся в своем московском друге и что тот давно хотел пуститься в свободное плавание, ждал своего шанса и теперь не упустит его. «Только назови банк, чтобы я мог выговорить», – попросил мистер Андерсон.
Так появился «АА-Банк». Виталий Коган назвал его так не без задней мысли: как-то в Улан-Баторе он увидел и не смог забыть вывеску «Аж Ахуйн Банк». Как он впоследствии выяснил, означало это не «Очень хороший», а «Сельскохозяйственный» (у монголов и сельское хозяйство, и экономика вообще называются одним словом с известным каждому русскому корнем). Обсуждать лингвистические тонкости с Центральным банком Виталий не собирался, поэтому в названии своего детища оставил только двойное А: это и для всяких справочников полезно, попадаешь в самое начало списка, и логотип можно сделать отличный.