Рембрандт должен умереть

– У меня тоже. Поэтому хочу опять съездить на Маргарет-стрит и на Брук-стрит. А потом к Федяеву. Как тебе такой план?

– Ну, другого у меня нет, – грустно кивает сыщик. – Ты прав, я полжизни пробегал за этими картинами – и вот они в музее, но меня это не радует. Человек – странное животное.

Молинари становится еще грустнее и задумчивее, когда ни на Маргарет-стрит, ни на Брук-стрит им снова не открывают двери. И оживляется, только заметив, что дверь в бруклайнском доме не заперта.

– Вот это уже интересно, – комментирует он, надевая перчатки и осторожно открывая дверь пошире.

– Ты уверен, что тебя здесь не ждут с битой? – спрашивает Иван. – Все-таки нехорошо входить, когда тебе не открывают.

– Не думаю, что ждут, – говорит сыщик, указывая рукой внутрь. Заглянув, Иван видит следы разгрома. Или Савин решил все-таки покинуть город, и они с подругой собирались в спешке, или…

Молинари хочет зайти в дом, но Штарк тянет его за рукав.

– Там все уже забрали, если что-то было, Том. Нам надо в Гринвич.

Машину Молинари одалживает у мамы. Иван скромно стоит поодаль, будто он ни при чем, чтобы она не догадалась, что он – тот самый русский, который недавно заставил ее напрасно наготовить еды. Он ожидал увидеть полную даму в цветастом платье, но миссис Молинари – в джинсах, и ее фигура не выдает пристрастия к итальянской кулинарии. Длинные вьющиеся волосы выкрашены в жгучий черный цвет, глаза густо подведены. Когда они отъезжают, она стоит на крыльце, уперев в бок руку в браслетах. Экая Софи Лорен, думает Штарк.

Машина – это «Олдсмобиль Катласс» начала девяностых; таких в Гринвиче, пожалуй, не видели лет пятнадцать, и вообще там предпочитают европейские машины. Но выбирать не приходится, а по пути Иван проникается симпатией к американскому «дедушке», гладко, как тяжелая яхта, скользящему по дороге.

С дороги Иван звонит Софье – ни на одну эсэмэску она так и не ответила. Но ее московский мобильный выключен. Он звонит в квартиру и долго слушает длинные гудки. Пробует бостонский мобильный – отключен. Тихое отчаяние охватывает Штарка. Какой черт занес его опять в Америку? Что он надеялся здесь найти?

Через три с половиной часа они перед домом Федяева. Штарк направляется прямиком к воротам и звонит; наверняка Молинари предпочел бы сначала осмотреться, но Иван не дает ему этой возможности. Нечего бояться и не от кого прятаться, говорит он себе.

– Назовите цель визита, – откликается на звонок голос из маленького динамика.

– Иван Штарк и Том Молинари к господину Федяеву побеседовать об искусстве, – отвечает Иван.

Ворота отворяются, и Молинари загоняет машину во двор. С безопасностью все обстоит гораздо серьезнее, чем в прошлый раз. Возникшие как из-под земли три охранника осматривают «Олдсмобиль», заставляют открыть багажник и бардачок, заглядывают под сиденья, а один из них водит каким-то прибором под днищем. Убедившись, что машина миссис Молинари опасности не представляет, охранники сопровождают гостей в дом. Дверь им открывает еще один плечистый джентльмен в черном костюме. Лица у охранников нерусские, думает Иван, – может, это вообще ФБР?

Федяев ждет их на кухне, где и в прошлый раз пили чай. Он гладко выбрит, и на его черной водолазке – никаких следов перхоти. Выглядит он намного здоровее, чем в прошлый раз, только глаза усталые, покрасневшие.

– Иван, Том, рад вас видеть, хоть и не ожидал свидеться так скоро, – бывший чиновник сдержанно улыбается. – Садитесь, чай сейчас заварят. Мне доложили, что вы хотите побеседовать об искусстве. К сожалению, это для меня больная тема: моя коллекция в России арестована. Или вы хотите поговорить, так сказать, абстрактно?

– Валерий Константинович, а эти люди в черном – ваши или… – интересуется Штарк по-русски.

– Мои, все мои, – отвечает по-английски Федяев. – А федералы сняли охрану вчера, по моей просьбе.

– Сняли после того, как музей принял картины? – спрашивает Молинари.

– Да, Том, после этого они окончательно убедились, что мне можно доверять. А я со своей стороны заверил их в том, что со своими личными рисками смогу разобраться сам.

Один из людей в черном тем временем возится с чайником. Интересная прислуга у бывшего коллекционера, думает Иван.

– Мы, собственно, хотели поговорить как раз о картинах, которые принял музей, – произносит он вслух.

– Расспросить или рассказать? Если первое, я бы не хотел такого разговора. Как я недавно понял, я недостаточно знаю о них, чтобы кому-то рассказывать.

– Что вы имеете в виду? Ведь это вы их нашли и вернули? – Недоумение Молинари выглядит настолько наигранным, что Федяев смеется.

– Видите ли, Том, у меня есть подозрение, что вы знаете об этой истории гораздо больше, чем я. Мы как раз собирались разыскать вас обоих и хорошенько расспросить. Но вы приехали сами. Наденьте на них наручники, пожалуйста.