Ремесленники. Дорога в длинный день. Не говори, что любишь (сборник)

— Я мог рассказать с оттенком. И все же не из пустого возник этот рассказ. Что-то все же было!

— Что-то было… Ни черта не было. Врет он.

Отступление по поводу яркокрасногубых

— Врет он! — решительно сказал Головнин. — Поди, из яркокрасногубых. Расскажу тебе об одном мужике, на лестничной площадке с ним сходимся… Не таращь глаза: курим на лестнице, он, я — курим. Честнейший мужик! И не лестничный разговор, от твоей же Нинки много о нем узнал, сам он не расскажет. Она как услышала, кто это, увидела нас, сообщила: человек — легенда, до сих пор о нем на телевидении вспоминают…

После войны прибился к инженеру, который носился с идеей открыть в городе телевидение. Сейчас-то смешно это, а тогда только в Москве да, может, в Ленинграде счастливилось людям глаза на экран пялить. Пока бы дошла очередь! Инженер заручился поддержкой местных властей, рассовал чертежи по заводам, штат технарей набрал, и немалый штат. Государство их, технарей, на кормежку и брать не хочет, потому как самодеятельное предприятие, изыскивайте деньги, где знаете. Вот моему мужику и вменили в обязанность искать деньги на зарплату людям, которые монтируют аппаратуру. Как он искал? Каждый завод имеет деньги на техническую пропаганду. Звонит: можем сделать фильм о вашем передовом опыте, цена такая-то. Такому звонку, естественно, рады: родной, приезжай, все покажем, все расскажем. Он знакомится, пишет сценарий, после вызывает оператора, осветителей — снимают фильм и выдают зарплату изголодавшимся технарям. Но… Все талантливо сделанное кажется для сторонних легким. Нашлись люди, в таких случаях они всегда находятся, — а в штате уже появились режиссеры, сценаристы, — которые стали поговаривать: мы-де что, хуже можем? Нисколько не хуже. Но почему-то нам не позволяют, условий не создают. Тогда самому крикливому позволили. На просмотр короткометражки прибыли люди с завода, всегда так делалось. Смотрят и удивляются: на экране создатель фильма, то лицом к публике, то боком — все берет интервью. «Подарите эту ленту ему, создателю, — сказали заводские. — Нам такой опыт не нужен». Естественно, и деньги не заплатили. Поохали на студии, поговорили и снова впрягли моего мужика, выходных не видел. Только после этого случая завистники совсем проходу не стали давать, любой промах раздували, я те дам. А кто работает, у того и промахи, это нет промахов у тех, кто нервы себе не портит, не лезет с инициативой, отбоярит службу и на покой. Завистники-то, подлые люди, еще и жену его взяли на прицел. Она у него баба ничего, но глуповатая и заводится с полуоборота. Ее бы организм на изучение моторостроителям, в заводных ручках отпала бы надобность. Звонят ей: «Твой-то шляется». — «С кем? Да кто говорит?» — «Доброжелатель. А с кем — сама узнаешь». В доме катавасия началась, не приведи господи. Мужик к начальству: отпустите, сил больше нету. А начальство тоже не очень им довольно: то одно предлагает, то другое, во все дыры лезет. А чего лезет? Не работается ему, как всем. Хлопот доставляет. А нужны ли хлопоты, когда все образовалось, когда государство приняло студию на свое обеспечение. Скатертью дорога!

И дальше нигде не мог долго держаться. На последней работе в исследовательском институте начудил. Приехал большой руководитель, на заводах побывал, посмотрел. Спрашивает: «Какой процент у вас составляют транспортные рабочие?» — «Десять примерно», — отвечают. «Ну вот, а в развитых капстранах всего пять».

Замечание-то ни к чему не обязывающее. Но его приняли к сведению. Разогнали всех работников института по предприятиям: составляйте расчеты, как уменьшить процент транспортных рабочих. Все трудятся в поте лица, выполняют указание. И мой мужик трудится. Только выводы-то у него оказались не те, что у других. «На самом деле, — докладывает, — транспортные рабочие у нас составляют примерно те же пять процентов, а их оформлено больше, и работают они, грузчики, шофера, механики, руководителями спортивных кружков, футболистами, культурниками, даже секретарями-машинистками, составлять расчеты на сокращение транспортников — то же, что делать мертвому припарки». Вот те и раз! Прими его соображения, значит, ломай установившуюся систему, доказывай, порти нервы, а жизнь-то дается один раз. Вот такая сыворотка.

Студенцов смерил рассказчика взглядом, в котором были недоверчивость и недоумение, тусклым голосом спросил:

— Ты же хотел о яркокрасногубых?