Ремесло сатаны

Мальчишка покраснел и, фыркнув что-то под нос, исчез.

В большом светлом кабинете сидел за столом господин Ракс. В его сияющей лысине отражалась хрустальная, спускавшаяся с потолка люстра-модерн.

Ракс был в меру тучен, в меру выхолен, откормлен. Он уже достиг тех ступеней благосостояния, когда человек, вынырнувший из ничтожества, сам натерпевшийся не мало нравственных плевков, может позволить себе роскошь, в соответствующих обстоятельствах, конечно, быть и резким, и надменным, и грубым…

Господин Ракс окинул вошедших через пенсне взглядом, по крайней мере, директора департамента. Ему ничего не сказал или сказал очень мало этот скромный, ежиком остриженный полковник, в защитном кителе — не френче, а просто кителе и, вдобавок не особенно свежем, — под мышкой вздувшийся портфель. К тому же посетитель не гвардеец, не князь, а всего-навсего полковник Тамбовцев.

В глубине кабинета за другим столом сидел еще кто-то. Окинув равнодушным взглядом вошедших, этот «кто-то» опять ушел в свою работу.

Сделав общий полупоклон, Тамбовцев направился к Раксу. Тот смотрел на полковника спокойно, ожидая и в мыслях не имея приподняться. И когда Тамбовцев подошел к нему вплотную, Ракс сидя протянул ему руку. Она повисла в воздухе. Тамбовцев не заметил ее.

— Воспитанные люди привстают, здороваясь! А когда к вам приходит офицер, находящийся при исполнении служебных обязанностей, вы должны стоять. Потрудитесь встать!

Ракс мгновенно вскочил, как встрепанный, и куда девалось его олимпийско-директорское величие.

— Я очень извиняюсь, право… Столько посетителей…

— Мне ваших извинений вовсе не надо. Я приехал по делу. Потрудитесь взглянуть, вот ордер, по которому я должен произвести обыск всех банковских книг и документов.

— Обыск? Почему обыск? На каком основании обыск? — побледнел Ракс. — Ваше превосходительство, ведь это ж нельзя так сразу! У нас громадный архив, это займет несколько дней.

— Ошибаетесь, господин Ракс, это займет ровно четверть часа. Я должен взять с собою такие и такие дела. — Тамбовцев назвал последовательно целый ряд номеров. — Остальное меня нисколько не интересует.

— Ваше превосходительство…

— Не называйте меня превосходительством, я не генерал.

— В таком случае… господин полковник, вы разрешите мне… согласитесь сами, это так неожиданно… известить моего патрона Мисаила Григорьевича Железно-градова.

— Не разрешаю ни в коем случае! Если нам с вами придется покинуть кабинет, — капитан, мой помощник, останется здесь на время, чтобы этот господин никому не звонил в телефон и не выходил отсюда, пока не будут в моих руках упомянутые дела.

Бледный, весь в холодной испарине, обмякнувший, Ракс, покорный, — будешь покорным! — своей судьбе, склонил голову.

— Как прикажете, как прикажете, ваше… господин полковник, я весь в вашем распоряжении.

Минут через двадцать пять Тамбовцев покинул «Марсельский банк». Его и без того пухлый портфель распух вдвое.

По широкой мраморной лестнице, вслед за неожиданным посетителем, скатился мячиком Ракс, выбежал на улицу с непокрытой головой, растерянный, проводил Тамбовцева до извозчика. Вернувшись, Ракс, с неподозреваемою легкостью, как чемпион-скороход, одним духом взбежал по лестнице, пронесся метеором мимо армии банковских служащих и, тяжело дыша, упав животом и грудью на свой стол, поспешил соединиться с Железноградовым.

— Алло, кабинет банкира и генерального консула республики Никарагуа Мисаила Григорьевича Железноградова.

Директор узнал голос лакея.

— Проси барина к телефону!

— Их превосходительство изволят кушать…

— Попроси немедленно, слышишь? Скажи: просит Ракс, господин Ракс, по очень важному делу.

— Хорошо, я доложу, а только приказано, когда изволят кушать, чтобы их не беспокоить.

Лакей удалился. Ракс, все еще тяжело дыша, ждал. Прошла минута-другая. Сначала директор слышал чавканье. Видимо, патрон, прежде чем заговорить, прожевывал что-нибудь вкусное по дороге из столовой в кабинет.

— Ну?.. — Чавк, чавк… — За каким чертом… — чавк, чавк… — вы меня беспокоите, Ракс? — Чавк, чавк…

— Мисаил Григорьевич, я очень извиняюсь, что оторвал вас, но вы понимаете — обыск…

— Ни слова больше по телефону, марш сию же минуту ко мне.

Железноградов вышел к Раксу с закапанной соусом салфеткой на груди.

Сбивчиво, перебиваясь, волнуясь, рассказал Ракс в чем дело.

— Только и всего? — спросил Железноградов, высмокивая языком неподатливый кусочек пищи, застрявшей между зубами.

— А разве… разве этого мало?

— Ракс, вы дурак!..

— Я?

— Натурально, вы, — не я же! Чепуха, вздор! Кто-то хочет сделать на мне карьеру, но это таки да не удастся! А вот что он сломает на мне свою шею, это таки да, верно, как говорят в городе Одессе. Я же вам говорил, что я на всех плюю с аэроплана.

— Но позвольте, Мисаил Григорьевич, в его руках дело касательно взаимоотношений с «Южным страховым обществом».

— С аэроплана!

— Затем относительно шведской стали.

— С аэроплана!

Ракс привел еще несколько, по его мнению, довольно рискованных дел и получал один и тот же неизменный ответ:

— С аэроплана!..