Ремесло Теней: Игла Дживана

— Всего лишь время, — пожал плечами он. — Ты уже внесла свою лепту в мое дело — с твоим антидотом аборигены больше не представляют для меня ни малейшей опасности. Я уже испробовал его и понял, что могу играть с ними, как мне заблагорассудится — две недели я живу среди них, а они даже не подозревают об этом. Предания, которые мне удалось услышать, раскрыли суть Иглы и подсказали, как с ней обращаться. Оказывается, только элийр может активировать силу артефакта и высвободить ее. Видимо у предка нашего молодого графа на службе был один такой предатель, способствовавший гибели остальных, участвовавших в битве за Шуот. — Он хохотнул. — Весьма иронично, не находишь, что теперь Иглой завладеет лейр, ради уничтожения которых она и была найдена?

Тут в отдалении послышался какой-то звук.

— Это махди, — сказал Аверре. — Ты должна принять сыворотку прежде, чем они тут появятся.

Какое-то время Изма смотрел туда же, а потом вскарабкался на дерево обратно. Аверре полез в карман за ампулой, но Сол его остановила:

— Я не стану, это опасно и глупо. Ты можешь оставаться здесь, если хочешь, но я возвращаюсь в Мероэ.

Лицо наставника будто окаменело.

— Все-таки пойдешь к Занди? — спросил он отстраненно.

Сол заглянула ему в глаза и ответила:

— Это будет правильней всего.

— Он ее не заслуживает.

— Никто не заслуживает. Игла — слишком могучий артефакт, чтобы находиться в чьих-то руках и быть при этом безопасной для других. Прости, но твои слова убедили меня лишь в одном — ее следует оставить там, где она есть и не дать попасть к лейрам. Я думаю, что смогу заставить его светлость помочь мне в этом, но тебе придется смириться и вернуться тоже, ведь, ни ты, ни Бавкида, ни кто-либо другой не готовы к той силе, что сокрыта в этой Игле.

Сол коснулась кончиками пальцев щеки Аверре, но он отклонил ее руку, словно она стала теперь чужой.

— Прости, — сказала мама. — Это лучшее, что можно сделать. Некоторые вещи никогда не должны быть найдены.

— Все, что спрятано, — проговорил мастер мрачно, — должно быть найдено.

Сол хотела что-то возразить, но в нескольких сантиметрах от нее просвистел пущенный аборигеном дротик и с тихим свистом впился в ствол.

— Госпожа Сол! — прикрикнул Изма. — Давайте поторопимся!

— Идем, Батул, — шепнула она и перемахнула на соседнюю ветку.

Я представления не имел о том, как у нее с Измой могло бы получиться выбраться из джунглей, когда махди будут дышать им в спину, но мое внимание сейчас было приковано к Аверре, который безучастно смотрел на убегающую от него женщину и даже не собирался двигаться за ней следом. Как будто в нём происходил сложный внутренний конфликт, а секунду спустя, он явно на что-то решился.

Выпущенный аборигенами ряд стрелок сильно отклонялся от цели — попасть в маму они никак не могли, но только не когда небрежный взмах Аверре подправил траекторию их полета, умножив скорость в несколько раз, и они всем скопом вонзились в спину, ни о чем не подозревающей Сол.

Она не успела вскрикнуть и даже ничего не почувствовала, как будто всего лишь неуклюже оступилась, но не подумала за что-нибудь ухватиться, уверенная, что собственные способности помогут ей восстановить равновесие. Жаль только яд аборигенов действовал на незащищенный антидотом организм слишком быстро, парализуя его за доли секунды. Мне оставалось только смотреть, как моя мать, безвольно, как тряпичная кукла, с глухим и влажным до отвращения звуком ударилась головой о нижнюю ветку, после чего её тело навсегда скрылось во тьме нижних уровней этого леса.

Глава 20 Ничья казнь

Мама!!!

Пронзительный мысленный вопль разорвал воспоминание Измы на лоскуты, словно когтистая лапа зверя тонкий листок бумаги. Меня буквально вытолкнуло из его сознания, швырнув на пол с такой силой, что разом выбило из легких весь воздух.

— Что случилось?

Сквозь слезы, выступившее на глазах, я увидел нависшее над собой взбудораженное лицо Эйтн. Я не ответил ей, а все прокручивал в голове страшную сцену падения мамы, одновременно пытаясь убедить себя, что на самом деле все произошло совсем не так, что все это неправда. И тут же отвратительный холодный голосок где-то в глубине сознания язвительно твердил об обратном.

За десять лет своей жизни я не привык — привыкнуть к такому было невозможно, — но смирился с мыслью о том, что мамы больше нет. Однако увиденный в воспоминании момент ее смерти, убийства, прорвал так долго и тщательно возводимую плотину равнодушного цинизма в моем сердце, что давно забытое горе хлынуло через нее вулканическим потоком, едва не обуглив мозг ни в чем неповинного мекта. Хотя сжечь дотла следовало вовсе не Изму…

Оторвав голову от пола и, утерев со щек слезы, я взглянул на лежащего ничком и не шевелившегося мекта. Отойдя от меня, Эйтн пробовала перевернуть его на спину. Я вдруг ощутил доселе практически неведомое чувство вины за содеянное. Если Изма умрет здесь и сейчас, это будет преследовать меня до конца дней.

— Изма! — тормошила его Эйтн. — Изма, приди в себя! Ну же! — Потом быстро оглянулась: — Он холодеет! Что ты с ним сделал? Что там такого увидел?