Ремесло Теней. На границе вечности

Я старался дышать как можно тише, прислушиваясь, не раздастся ли впереди какой-нибудь звук, но из-за учащенного сердцебиения едва мог разобрать даже собственные шаги.

Дурное предчувствие гнало меня вперед точно хлыст. Достигнув дна я наконец сумел перевести дыхание – пещера оказалась пуста, шакалов не было и в помине. Обшаривая пол и углы фонариком, я искал признаки четверых маленьких клубочков, но, ни в растормошенном гнезде, ни где-то поблизости обнаружить их не удалось.

Только теперь позволив сознанию потянуться к Теням, я стал понимать, что худшие из моих ожиданий стали правдой. Было непонятно, что тут произошло, но лишь до тех пор, пока часть информации, нашептанной клубящимся в пещере течением, не дошла до меня, открыв всю картину случившегося…

Они не оставили даже крови. Шакалы вылизали все подчистую, как только разделались с основным блюдом. Разорвали и, не разжевывая, проглотили. А потом помочились там, где жрали, чтоб перебить запах крови, а заодно пометить территорию собственной аммиачной вонью.

Снаружи послышался вой. Недолго думая я развернулся и полез вон из пещеры, мечтая оказаться в окружении стаи. Я надеялся, что желание разделаться со мной будет по-прежнему превышать их страх и что инстинкты убийц возобладают над безопасностью. Пусть бы они думали, что то была лишь закуска и настоящий пир еще впереди.

Я выскочил наружу, точно чертик из пресловутой табакерки. Тени подтолкнули меня в спину, и прыжок получился высоким и внушительным, а приземление в самом центре сбившейся в кучу стаи расшвыряло шакалов во все стороны, точно тех котят, что были только что съедены. Столько злости я не ожидал от себя даже сам. В меня будто что-то вселилось и то, что это были всего лишь дикие животные, значения не имело.

Новый вой огласил ущелье. Только на этот раз это был вопль боли и страха. Они пытались сбежать, но Тени и мое желание, воплощенное через них, держали их на месте. За всю свою жизнь я не мог припомнить момента, чтобы мне настолько хотелось чьей-то крови. Это было сродни наваждению.

Кто-то исподтишка попытался укусить меня, но небольшое усилие мысли с силой вдавило белогривую голову в затвердевший снег. Неприятный хруст, последовавший за этим, подсказал, что больше опасаться за этого экземпляра не стоит. Вокруг того места, где лежала его голова медленно начала разбегаться, пропитывая снег, кровь.

«Я – убийца», – вновь пронеслось в голове.

Но от этого злость не утихла, лишь вспыхнула с удвоенной силой. Желание уничтожить подлых тварей, охочих до легкой наживы и мертвечины, возросло во сто крат. И жаль, что в руках была одна только стая…

Окинув оставшихся шестерых шакалов взглядом, я заставил себя забыть о рамках и ограничениях, моральных нормах и просто принципах разумного существа. Фактически, я заставил себя встать со зверьми на одну ступень и, используя накопленную за долгие годы злобу, выпустил ее наружу испепеляющим пламенем.

В считанные секунды ледяная прогалина превратилась в геенну огненную, куда я выплеснул всю боль и отчаяние, связанные с потерей матери и ее любви. Я радовался воплям умирающих животных и с наслаждением вдыхал запах их паленой плоти, но только потом понял, что это кричал я сам. Кричал от пустоты, образовавшейся в душе и боли, точно яд, заполнявшей ее.

Силы мои иссякли гораздо быстрее, чем я ожидал, но это было не существенно, поскольку ничего живого после того, что я натворил, вокруг уже не осталось. Только трупы, только грязь и испаряющаяся вода, почти мгновенно превращающаяся обратно в лед.

Обессиленный и опустошенный до самого дна, я на нетвердых ногах доковылял до флаера, один бок которого был сильно обожжен, неуклюже забрался в кабину, включил зажигание и, не оглядываясь больше, улетел прочь.

Глава 3 Причастность

Машина мчалась с бешеной скоростью, вспарывая стену беспрестанно сыплющегося снега, точно магический нож. Пока летел, я продолжал проклинать себя за то, что натворил, и одновременно пытался убедить, что ничего иного не оставалось. Во всяком случае, тезис «собакам собачья смерть» подходил сюда как нельзя лучше. Но это, опять же, были оправдания. На самом деле, я понимал, что не имел права их убивать, тем более способом, к которому мог прибегнуть только настоящий изувер.

Я пробовал отстраниться от произошедшего и взглянуть на все со стороны, да только отзвуки миновавшей бури все еще аукались в голове, раздувая тлеющую, словно угольки, ярость. Это приводило к тому, что каждая попытка заново пересмотреть в памяти события у пещеры, превращалась во внушающую удовлетворение ретроспективу. Меня будто рвало напополам и от этого становилось только хуже.

Внутренние метания не улеглись, когда флаер вынырнул из ущелья на заснеженное плато и устремился к нависающей над сверкающей пустошью башни Цитадели.