«Реминискорум (от латинского reminiscorum – „предаваться воспоминаниям“):
1. Воображаемое пространство, наполненное образами и воспоминаниями. Используется в античном и средневековом искусстве памяти для запоминания, припоминания и сосредоточенного размышления. Может быть мысленной копией реального пространства, например, здания.
2. Магическая система мира, выраженная в специальном символическом устройстве пространства памяти.
3. Личное зазеркалье, индивидуальное пространство отражений, контролируемое волей зеркального мага или медиума. Поскольку зеркальные маги издревле использовали для управления отражениями магические системы мира, их название со временем перешло и на само пространство отражений, которое при этом формируется.
Некоторые поздние авторы не вполне корректно используют термин „реминискорум“ для обозначения всего зазеркалья, когда речь идет о его магических аспектах, и даже в качестве обобщающего названия всех аспектов Универсума, связанных с существованием в нем зеркальной магии».
…Вера сдернула ветхую шаль с зеркала, закашлялась от пыли и застыла на месте, вперив взгляд в зеркало:
– О боже… Что это?.. Леша!.. Как же это?
Ее отражение старело на глазах. На лице прорезались морщины, с каждым мигом их становилось все больше. Уши обвисли, щеки впали. По волосам побежали бледные змейки, и вот уже вся голова окрасилась белизной. На скулах высыпали неровные коричневые пятна. Вера хотела крикнуть – пересохло в горле; хотела отвернуться – ноги не двигались; стояла, словно заколдованная, и смотрела, как зеркало неумолимо отсчитывает – пятьдесят… шестьдесят… семьдесят… Сморщенная кожа, покрытая сетью морщин, рассыпалась, обнажив тусклый череп, на котором только глаза, живые, светились болью и отчаянием.
Изображение в зеркале подернулось рябью и пропало. Вера, вскрикнув, упала без чувств. Голубоватое сияние вокруг нее погасло.
Пенная тарелка выскользнула из пальцев и разбилась. Распалась в раковине на две половины, идеально подходящие друг к другу, но теперь бесполезные.
«Он лжет, и ты это знаешь».
Жизнь изменилась. Раньше – как в идеальной фоторамке, которую можно снять с полки и гордо показать гостям: смотрите, завидуйте. Сейчас – как в дурном анекдоте для пьяной компании. Прекрасная семья потомственных интеллигентов, своя квартира – пусть и тесноватая, без ремонта, машина – пусть и отечественная, любовь… Была. Уже в прошедшем времени. В настоящем осталась только ложь.
Задержался на работе. Не предупредил, а раньше всегда звонил. Конец года, двоечники, хвостатые должники, курсовые, дипломные, сдачи, пересдачи. Ты же понимаешь. Она понимала – сама задерживалась на работе. Болезни, медкарты, отчеты, в основном бумаги, бумаги и бумаги, целая свалка, кипы бумаг, ноющие суставы, гудящая шея, но…
Телефон. Он торопливо выходил из комнаты, приглушал голос, изредка смеялся позабытым беззаботным смехом. Возвращался с затухающей улыбкой. У мужчин бывают свои дела, не хочу тебя грузить проблемами. Ты же понимаешь. Она понимала. Сама не хотела бы рассказывать ему о каждой беседе с подружкой, о каждом услышанном секрете, но…
Духи. Женские духи. Сладкий запах. Слишком приторный, противный. Три часа просидел рядом с коллегой на ученом совете. Она поливает себя духами, как из шланга, просто невозможно, что я сделаю? Ты же понимаешь. Она понимала. От нее самой чем только не разило после работы, но…
Но, но, но.
«Он лжет и водит тебя за нос, как последнюю идиотку».
Она ощущала обман. Обман воцарился повсюду: разлегся по полу, расселся за обеденным столом, развалился в кровати, разделяя их – раз-два – на две половины. Как осколки разбитой тарелки, идеально подходящие друг к другу, но теперь… бесполезные?
«Нужно что-то делать. Нужно что-то решать. Начну с того, что выброшу тарелку».
Вера аккуратно опустила осколки в мусорное ведро и вытерла полотенцем дрожащие руки. Оперлась о раковину.