Рене по прозвищу Резвый

С этим Рене был полностью согласен. На «Афине» еще можно было покуражиться, разгуливая перед тремя кораблями испанцев, но на «Касатке» лучше было этого не делать.

— Разворачивай! — завопил он.

Марсель все-таки был мастером своего дела. «Касатка» развернулась так быстро, что ее не заметили. Или заметили, но оценили разворот и преследовать не стали.

Пришлось подходить к острову с другого бока, с того, где было устье реки. С одной стороны, это было плохо, потому что расстояние до храма от этих мест было больше, а с другой — хорошо, потому что идти можно было вдоль реки, а так с дороги не собьешься, даже если постараешься.

Посоветовавшись с Марселем, Рене решил, что правильным будет войти в устье, пройти по реке, сколько получится, и тогда уже бросить якорь. Так и им топать меньше, и корабль не будет привлекать ненужного внимания.

Так и сделали. С «Афиной» такой номер вряд ли бы прошел, осадка у нее была гораздо больше, чем у «Касатки», а легкий люггер пробежал по реке не меньше мили, прежде чем Марсель решил, что пора пристать к берегу. Да и то только потому, что растительность по берегам становилась все гуще, и он опасался напороться на затонувшее дерево.

Команда в темпе выгрузилась. На корабле остались всего несколько человек — на всякий случай, не бросать же «Касатку» без присмотра. Быстро разобрали поклажу, которая уже была приготовлена и распределена заранее.

Рене еще раз проверил оружие, на месте ли карта, потом осмотрел свое маленькое войско, которое, однако, было серьезной силой, потому что состояло из семидесяти трех самых умелых и опытных пиратов на Карибском море, и скомандовал:

— Все, выходим!

Идти было гораздо труднее, чем предполагал Рене. Чем дальше они продвигались, тем гуще становились заросли. Все чаще приходилось пускать в ход топоры и мачете, предусмотрительно захваченные с собой, чтобы прорубиться сквозь буйную растительность. Было жарко, влажно и душно. О свежем ветре приходилось только мечтать. Уже через полчаса все взмокли, как рабы на плантации, а через несколько часов такой дороги Рене, который шел одним из первых, вымотался так же, как выматывался за день работы на вырубке тростника у покойного месье Тульона. Наверное, стоило бы двигаться помедленнее, но Рене слишком боялся, что его заподозрят в слабости, и потому шел настолько быстро, насколько хватало сил. Только когда ноги начали заплетаться и не смогли перебраться через поваленное дерево, а рука не смогла поднять мачете, Рене не выдержал и хрипло скомандовал:

— Привал!

К счастью, из-за этого приказа никто не посчитал своего капитана слабаком. Напротив, пираты, отдуваясь, опустились на землю. Серж Топор, прикладываясь к фляге с водой, даже буркнул:

— Давно пора!

Они расположились вокруг огромного поваленного дерева, выкладывая на него припасы, как на стол. Костер разводить не стали, посчитали лишним терять время на поиски сухих веток или хвороста. Честно говоря, Рене вообще сомневался, что они здесь есть при такой-то влажности. Вот гнилые — да, этих сколько угодно, но вот сухих… Поэтому пообедали всухомятку, сухарями и солониной, запивая еду водой, после чего улеглись отдыхать. Кто как, кто, как Рене, взобравшись на поваленное дерево, послужившее им столом, кто-то прямо на земле, подстелив плащи и подложив под головы сумки.

В лесу стояла тишина, наполненная, однако, негромкими шорохами, потрескиваниями и пощелкиваниями. Иногда раздавались крики то ли птиц, то ли обезьян, Рене точно не знал, тревожили душу густые отдаленные взрыкивания, похожие на раскаты грома. Однако они не приближались, и Рене решил не обращать на них внимания. Людей с ним было слишком много, чтобы опасаться нападения хищника среди бела дня. Словом, вокруг текла своя лесная жизнь, совсем другая, не похожая на ту, которую Рене знал по лесам родного Гранси.

Он закрыл глаза и представил свое поместье, его возделанные поля, его луга и рощи. Парк возле дома, тисовую аллею, ведущую к беседке возле пруда, запах вспаханной земли по весне. Господи, как же он скучал по всему этому!

Сладкую дрему юного капитана прервал голос Топора:

— Слушай, Резвый, по-моему, надо выставить часового!

— Зачем? — надеясь, что тот отвяжется, простонал Рене.

— А звери? Мало ли, какая живность тут водится?

Довод был серьезный, хотя и небесспорный. Но спорить было лень.

— Ладно, — нехотя согласился Рене. Поднял голову, окидывая сонным взглядом свою команду. — Кто у нас там все время плелся в хвосте? — Хотя впередиидущие пираты менялись, когда уставали, такая честь, как заметил Рене, выпадала далеко не всем.

— Симон Мокрица! — с готовностью наябедничал Хвост, разлегшийся на стволе по соседству с капитаном.

— Прекрасно. Мокрица! — окликнул Рене.

— Чего, Резвый? — сонно отозвался тот.

— Будешь стоять на часах, пока все дрыхнут! И смотри у меня, заснешь — лишу половины твоей доли золота, понял?

Тот что-то возмущенно забормотал, вставая, но Рене его уже не слушал. Глаза закрывались сами собой.