Ренегат

Мне нравится здешний, наполненный пряным запахом хвои, воздух. Сомкнутые развесистые кроны разнолистных деревьев хаотичным сплетением закрывают небо, из-за легкого ветерка трепещут листья и взахлеб разнообразными голосами поют птицы. Иногда можно заметить прытких белок, отважно перепрыгивающих с одного хрупкого отвлетвения на другое. Их тоже осталось всего ничего.

В лесу полным-полно смертоносных ловушек. Из-за собственной неосторожности, попав в одну из них, можно лишиться не только ноги или руки, но и мгновенно сгореть. Все, что от тебя останется — это ничтожно малая горсть пепла, будто ты был крохотным человечком размером с улитку. Нужно быть крайне бдительными.

Некоторые ловушки я научилась отключать. За день разбираю около двадцати штук. Старые — устроены одинаково. Вот, например, ловушка из досок и гвоздей. Лежащие не один год, но нисколько не прогнившие, тесины присыпаны толстой шелухой опавших листьев и, когда становишься на них, они переворачиваются — ты падаешь в глубоченную выемку, и в это время твое тело пронзают десятки беспощадных хорошо заточенных остриев. Ты умрешь от болевого шока и сильной кровопотери раньше, чем упадешь на дно ямы. Современные ловушки — это смертный приговор, и последнее приветствие от власти для тех, кто захотел бежать. В дерево вставлен датчик движения и, если кто-то пройдет мимо, — он беззвучно срабатывает. Зажигается лазерная сетка: тебя разрезает на маленькие кусочки или поджаривает меньше, чем за секунду. Не успеешь даже почувствовать несносной боли и уловить отвратительный запах собственной жареной плоти.

Хорошо, что за Дугу никто не суется. Вряд ли у кого — даже на мгновение — возникают подобные безумные мысли. Власть все держит в ежовых рукавицах, и даже ограниченные разумы людей. Каждую пятницу Охотники обыскивают дома, переворачивая и перетряхивая все, что заприметят. Не то, чтобы они ищут кого-то или что-то определенное, просто запугивают очень впечатлительных граждан, показывая свою неограниченную власть и бесспорное преобладание. Солдаты вооружены до зубов и это здорово пугает людей. Сейм этого и добивается, чтобы приниженный народ боялся пошевельнуться. Порой Охотники ведут себя чересчур нагло, забирая у несчастных, принужденных на голодное скитание, бедняков скудные припасы еды или то, что им пригляделось. В большинстве домов все же брать нечего.

Наконец-то появляется раскрасневшийся Лиам.

— Решила от меня удрать?

— С чего ты взял?

— Да так, просто. — отмахивается он, и садится возле меня.

Мой взгляд крючком цепляется за Дугу. Сплошную бетонную ширму, кажется, даже время не способно ее разрушить. Интересно, кто и как ее построил?

— Впечатляет. — говорит Лиам. — Если не снести ее, мы так и останемся узниками Сейма. Всегда были и будем…

Все время, когда не присядем здесь, он говорит одно и тоже. Раньше мне было не по себе от его вызывающей откровенности, но я уже привыкла.

Лиам поднимается:

— Догоняй! — бросает он, и убегает дальше в лес.

Мы зачистили от западней несколько безопасных тропинок и передвигаемся только ими. Никаких исключений.

Я быстро догоняю Лиама. Мы останавливаемся у давно упавшего пересохлого ствола, который перегорождает извилистую дорожку. По левую сторону, между двух ощетинившихся мхом деревьев, лежит прошитый насквозь меткой стрелой заяц. Обмениваемся с Лиамом многозначным понимающим взглядом, и идем к журчащему кристально чистой водой роднику. По пути натыкаемся еще на трёх мертвых зайцев и одну горбинку пепла.

Лиам взбирается на скалистый выступ, обросший шелковистой муравой, и подает мне руку. Это самое потрясающее место в лесу. Я могу бесконечно долго сидеть здесь, наблюдая и слушая, как волнующе шумит ручеек, и тоненькие лучи солнца прорываются сквозь трепещущиеся листья. Но сейчас пасмурно и воздух сырой…

Сажусь рядом с Лиамом, свесив ноги с каменистой кручи.

— Мы могли бы жить здесь. — предполагает он. — Я имею в виду всех, кто сыт жизнью в Котле. — поправляет он. — Никто бы нас не нашел.

— Опасно. — возражаю я. — К тому же, если сегодня мы не явимся на площадь, нас станут искать.

На самом деле, сбежать — великолепная идея, изо дня в день отшлифовывающая моим неукротимым наивным воображением. Это то, что я действительно хочу, что нечаянно возникает в моих несбыточных сокровенных грезах стоит мне только сомкнуть веки. Но действовать надо было раньше, а не в День Сбора, когда департамент кишит опасными солдатами, которых, как охотничьих псов, пустят на наш незамедлительный поиск, обнаружив наше внезапное исчезновение.

— А я убегу. — улыбаясь, предупреждает Лиам.

— Ты шутишь? — изумляюсь я.

— Нет. Сегодня. Убегу, как будет подходящий момент.

— Хорошо, что я не увижу твою казнь. — сердито выдаю я: предостережение Лиама задело меня за живое.

— Я не хочу уезжать. — продолжает Лиам. — Говорят, там происходят ужасные вещи.

— Здесь не лучше.

— Но, ты пойми. Никто не возвращается, а те, кто когда-то сюда приехал — не в своем уме. — дрожащим голосом выговаривает Лиам. — Я не знаю, что там делают с людьми, промывают ли им мозги… — уставив взгляд на руки, он умолкает.