Ренегат

– Я любил одну девушку. Любил настолько, что даже хотел на ней жениться. Не улыбайтесь, это был бы вопиющий мезальянс, потому что она не только не была магом, но даже не принадлежала к благородному сословию. Простая горожанка, дочка лавочника. Мы познакомились случайно, когда я однажды, как это было принято у лихой орденской молодёжи, отправился погулять по городу неузнанным, в простой одежде. Если бы я просто решил с ней поразвлечься, никто ничего не имел бы против, но женитьба… Мои наставники встали стеной против столь неравного союза. Теперь, оглядываясь назад, я понимаю, что во многом они были правы – у нас с ней и в самом деле было слишком мало общего, чтобы из этого брака вышло что-нибудь путное. Но тогда я ничего не хотел слушать и был готов скорее расстаться с Орденом, чем отказаться от неё. Мы решили, что поженимся сразу после окончания моей практики. Вспомнив себя, я решил навестить её, тем более что против такой жены Алер ничего не имел, и в этом пункте мы быстро пришли к согласию. И узнал, что она, вместе с отцом и братом, была арестована и казнена по обвинению в участии в заговоре против Ордена.

Не стану врать, не знаю, быть может, они и в самом деле были в чём-то таком замешаны. В число заговорщиков, конечно, не входили, но многие горожане сочувствовали мархановцам и не любили Орден, так что они вполне могли передавать послания, укрывать беглеца, хранить оружие или ещё что-нибудь в этом роде. Подробностей мне выяснить так и не удалось. Мой наставник уверил меня, что ничего не знал об её аресте и приговоре. В это я тоже мог бы поверить, ведь Орден был велик, и подобными вещами занимались совсем другие люди. Но от её родных я узнал, что ей разрешили последнее свидание с матерью, и она передала ей записку для меня. Причём это было как раз тогда, когда я вспомнил, кто я такой на самом деле, и мог бы ей помочь или хотя бы попытаться. Не уверен, что это бы мне удалось, мой вес в Ордене был ещё очень невелик. Но я мог хотя бы попытаться что-то сделать! Её мать, пользуясь пропуском, который я дал своей возлюбленной как раз на случай непредвиденных обстоятельств, сумела пробиться к моему учителю, и, как она уверяла, передала ему письмо из рук в руки. Но я его, сами понимаете, не получил. Так и вижу, как мой наставник с вздохом облегчения отправляет письмо в камин, довольный тем, что проблема со строптивым учеником разрешается сама собой.

Когда я пришёл к ним, на меня обрушился град упрёков – вот, мол, в любви клялся, а где был, когда понадобился? Я был занят собой, своим раздвоением личности, решал животрепещущий вопрос, чью сторону мне теперь принять – а она в это время ждала моей помощи. Да так и не дождалась. И когда я услышал столь вопиющую ложь от людей, которым до того верил почти как себе самому, Алер Кондар во мне окончательно взял верх. Или это я позволил ему взять над собой верх.

– Так вот что имел в виду Марсан, – пробормотала Элана.

– А он говорил об этом?

– Так, намёками и обиняками.

– Ничего удивительного.

Элана согласно кивнула. Конечно, кому хочется сознаваться, что это чудовище породили они сами. Когда к ненависти Кондара добавились ум и таланты Лейсона… Теперь также стало ясно, как ему удалось выжить после удара по голове, который для любого другого был бы смертелен. Кондар заслонил собой Лейсона, полученные повреждения привели к смерти лишь одной из личностей… Хотя, быть может, она умерла как раз вследствие полученной амнезии, когда вместе с воспоминаниями исчезла и ненависть, дававшая ей жизнь.

– И что было дальше?

– Дальше? Дальше порученное мне дело я фактически провалил, поскольку в весьма резкой форме отказался давать какие-либо сведения, полученные мной в Братстве. Мне дали время остыть и пригрозили допросом у телепата. До этого мне, сами понимаете, доводить не хотелось, так что кое-что всё же пришлось рассказать. Но в Ордене так и не узнали главного – того, как я изменился, и потому решили, будто моя неразговорчивость есть результат пережитого потрясения и вполне понятного возмущения тем, что столь важную телепатическую операцию провели без моего согласия. Передо мной извинились, объяснили, насколько это было необходимо, и сочли инцидент исчерпанным. Я не стал их разубеждать, а сам в это время явился в Братство с повинной: так, мол, и так. Я здорово рисковал, ведь меня могли убить, но риск оправдал себя. Руководили мархановцами отнюдь не глупцы, и их хватило на то, чтобы оценить, какие перспективы открывает возможность иметь своего человека в стане врага. Разумеется, мне пришлось выдержать ещё один допрос, куда жёстче первого, но когда они убедились в моей искренности, я стал членом Марханова братства. А там и выдвинулся. Особенно, когда начались войны, сперва оборонительные, а там и завоевательные. Другого полководца у них не нашлось, по крайней мере, вначале.