– Должны, да не прислонили, – зло огрызнулся Павел, не забывая между разговором наворачивать дармовую баланду. – Эта гнида сразу открещиваться стала от всего. Говорил, будто он и не при делах вовсе, а засаду наемники самовольно устроили, за трофеями погнавшись, и мужиков наших подбили на это. А он сам вроде как против был. В засаде участвовавших всех назвал поименно. Девятерых, кто после штурма выжил, расстреляли прямо тут, во дворе, на глазах у жен и детишек. Такой вот староста. Возле майора теперь чуть не на карачках ползает, лыбясь без конца. Ну ничего, ничего. Легионеры тут не навсегда, уйдут рано или поздно. Вот и будет у нас с ним разговор. – Пашка собрал хлебом остатки пюре и засунул в рот, едва не подавившись. – А вы тут как? – спросил он, прокашлявшись. – Тоже в плен угодили? А Максим?
– Нет, дружок, – ощерился Коллекционер. – Дела у нас здесь.
– Дела? – Пашка перевел недоумевающий взгляд с охотника на Стаса.
– Жизнь – штука сложная, – пожал тот плечами. – Максим на север подался, а у меня в Муроме интересы образовались. Долго рассказывать. Возьми еще, – Стас протянул толстый ломоть хлеба.
– Так, значит… Ты с ними? С ними заодно?!
– Теперь – да.
Лицо Павла исказилось в гримасе отвращения. Он скривил губы, готовый вот-вот смачно харкнуть собеседнику под ноги, но вместо этого лишь схватил хлеб и молча вышел за дверь.
– Нда, – причмокнул Коллекционер. – А друзей ты заводить совсем не умеешь. То ли дело – врагов.
– Обязательно было рот разевать?
– Что, – охотник расплылся в гнусной ухмылке, – снова совесть заиграла?
– Я его еще расспросить хотел. Никак не можешь без спектакля.
– Да брось. О чем этого сопляка расспрашивать?
– Обо всем, что он знает. Люблю быть в курсе дела. А ты что-то больно уж спокоен.
– Я – фаталист, – развел охотник руками. – Чему быть, того не миновать. Беспокоиться раньше нужно было, а с петлей на шее вредно трепыхаться.
– Ну да, – Стас усмехнулся и, подойдя к термосу, наложил в опустевшую миску баланды. – Я, честно сказать, струхнул немного, когда ты в комендатуре майора строить начал: «Не по-мужски ведешь себя. А как же честь?» Думал – все, сейчас выведут за дверь и нашпигуют свинцом по самые брови. Ан нет. Повезло.
– Никакого везения. – Охотник встал с кровати и жадно втянул ноздрями картофельно-мясной пар. – Чистая, мать ее, наука. Знаешь, существует теория, согласно которой страх – сильнейший катализатор агрессии.
– В смысле – если тебе страшно, то ты агрессивен? Черт. Какая ирония судьбы. Я и не предполагал, что безжалостный охотник за головами живет в постоянном страхе.
– Закончил? Ну, тогда я продолжу. Нет, Станислав, твое предположение в корне неверно. Ты мне сейчас описываешь синдром «загнанной в угол крысы», а я совсем о другом толкую. Скажи, ты когда-нибудь бил шлюху?
– Зачем?
– Откуда я знаю зачем? Может, ты садист, может, не встает по-другому.
– Да мне об этом рано еще беспокоиться.
– Так бил?
– Ну, было разок. Она у меня часы чуть не сперла.
– От души приложил?
– Слушай, я не понимаю, к чему этот разговор. Ты что, опять параллели между нами ищешь? Если так, то…
– Она испугалась?
Стас вздохнул, сел на кровать и сунул в рот ложку баланды, решив игнорировать настырного собеседника.
– Наверняка испугалась, – злорадно осклабился Коллекционер. – Знаешь, Станислав, ты, когда бесишься, у тебя жуткий взгляд. Прям обосраться можно. Бедная потаскушка. Так и вижу, как она мечется по комнате, вся в слезах, прижимает к груди скомканные шмотки, умоляет не трогать ее. «Нет-нет, пожалуйста, я не хотела, только не бейте, пожалуйста», – тоненько пропищал охотник, изображая на лице ужас. – Но ты наверняка ей добавил. И сам не знаешь почему. Вроде за часы уже рассчитался, а рука сама полетела в зареванный ебальник. Не удивлюсь даже, если ты лупил ее, пока глупышка не отключилась. Что, так и было, я угадал? Не вини себя, Станислав. Эта шлюха сама во всем виновата. Если бы она, схлопотав по роже, просто извинилась без этих вот приседаний, то ушла бы почти невредимой.
– И что ты этим хотел проиллюстрировать?
– Основной принцип общения, друг мой. Никогда не вставай в позу проштрафившейся шлюхи. Если обстоятельства не позволяют быть выше оппонента, будь с ним наравне. Иначе, как пить дать, огребешь сверх причитающегося. Даже если не было за тобой вины, будь уверен, при таких прогибах она сама собой нарисуется.
Стас задумался ненадолго и с серьезным видом кивнул:
– Ты знаешь, я редко с тобой соглашаюсь. Но тут возражения неуместны. По-моему, за это стоит выпить.
Остаток дня и два следующих проплыли мимо, отпечатавшись в памяти лишь урывками, когда рассудок ненадолго оживал в промежутках между плеском самогона о дно кружки. Из комнаты выходили только по нужде и за дровами. Провизия доставлялась бесперебойно. А вот одеяла с подушками так и не нашли адресата, впрочем, никто не обратил на это внимания.
Праздник неожиданно закончился к утру четвертого дня.
– Подъем! – хорошо поставленный командный баритон прогудел у Стаса над головой, словно удар молота о жестяную бочку. – Двадцать минут на сборы! Вас хочет видеть майор!