Ренессанс

Я больше не улыбался. Удовольствие притупилось. Теперь, глядя на него, я чувствовал только сожаление. Конечно, Клив тот ещё ублюдок, но именно сейчас он был ни при чём, а я просто воспользовался моментом. Мне стоило огромных усилий не броситься к нему с извинениями. Если вначале меня обуревала ярость, готовая вырваться наружу и обрушиться на любого, кто попадётся под горячую руку, то сейчас я чувствовал себя последним негодяем. Я больше не испытывал удовлетворения из-за того, что ударил его. Хуже того, теперь мне казалось, что я ничем не лучше Клива.

Как цунами, на меня обрушились все звуки и голоса, отчего виски пронзила резкая боль. Позади и по сторонам собралась толпа. Зеваки голосили, охали и шептались. Кто-то показывал на меня пальцем. Какая-то девчонка из младших классов подскочила и протянула Кливу платок. Одноклассник Клива, имени которого я не знал, подошёл к нему и попробовал утащить в сторону. Я выдохнул, словно долгое время находился под водой.

– Ты… – прошептал сбоку Леон севшим голосом, обращаясь к Кливу. – Ты как?

Я с досадой повернулся к Кагеру. Леон выглядел расстроенным. Он… что-то чувствовал к Кливу? Меня это привело в смятение, но я не мог сейчас позволить этим мыслям отвлечь меня. Никто не собирался расходиться. Клив безуспешно пытался остановить кровь. Он запачкал платок, прижимая его к носу. К этому времени подоспел кто-то из преподавателей. Кажется, картина перед ним предстала прескверная, раз даже он опешил и растерялся. За всем случившимся я не заметил, когда успел прозвенеть звонок. Клива увели два его одноклассника, быть может, в медчасть. Я смотрел им вслед, не реагируя на строгий голос преподавателя, обращавшегося ко мне; Клив оставлял после себя кровавые капли на паркете, словно Гензель со своими хлебными крошками. А меня под негодующие замечания повели в кабинет директора.

Впервые представ перед ним и ещё двумя преподавателями, я не мог вымолвить ни слова. Мне, впрочем, нечего было им сказать. Я не собирался отчитываться, по какому такому праву вздумал ударить ученика. Почему я посмел прибегнуть к ударам, словно – цитирую – «неотёсанный низший». Как будто за использование тёмной материи и дуэль меня бы по головке погладили. Они мучили меня около двадцати минут, прежде чем пришли к единственному логичному и кошмарному выводу – вызвать моего отца в лицей.

Я сидел в приёмной в дальнем углу, спрятавшись за высоким пышным кустом, подальше от цепкого взгляда секретаря. К костяшкам пальцев прикладывал пакет со льдом, заботливо выданный мистером Аврелем. Кажется, он очень прикипел ко мне ещё с того дня, как я случайно сжёг его кабинет. Мистер Аврель ничего не сказал, но тихонько улыбнулся мне, пока никто не видел.

Хотелось исчезнуть с лица земли, но не потому, что сейчас приедет отец и мне влетит. А потому, что вся моя жизнь летела под откос, так ещё и я активно этому способствовал. Сожаление по поводу Клива потихоньку сходило на нет. Я мысленно успокаивал себя тем, что он дрянной человек и ему полезно пару-тройку раз получить в нос.

Отец ворвался в приёмную, испугав секретаря и молоденькую учительницу. Я еле держал себя в руках; сердце бешено билось и готово было от страха выпрыгнуть из груди. Сухо поздоровавшись со взрослыми, отец взволнованно посмотрел на меня, отчего мой желудок прилип к позвоночнику и меня чуть не стошнило. Нужно будет пожаловаться на это миссис Рипли. Подумать только, у меня свой психиатр. Вот это достижение к семнадцати годам.

Отец постучал в дверь и, не дождавшись ответа, скрылся в кабинете директора. Прошло ещё двадцать минут, а потом меня внезапно пригласили.

– Ты ударил этого парня? Кливленда Маккинзи? – спросил отец, как только я вошёл.

Он сидел в кресле, закинув ногу на ногу, как это делал Гедеон.

Я молчал, опустив голову.

– Вот видите, ни словечка, – проговорил директор, мистер Сандо. – Мы уже пытались. Вы должны понимать, что отец Маккинзи не последний человек в центре…

– Мы разберёмся и, если потребуется, выплатим компенсацию, – грубо оборвал его отец и вновь обратился ко мне: – Кто научил тебя лезть в драку, Готье?

Он что, намекает на Скэриэла? Да я ни разу не видел, чтобы тот дрался. А вот наша семейка в этом хороша: Гедеон успел избить Оскара, да и отец как-то дал пощёчину Скэриэлу. Почему они все думают, будто Скэриэл плохо на меня влияет, когда они сами творят бог знает что? Конечно, я промолчал. Не хотелось устраивать разборки. По крайней мере сейчас.

– Вы можете забрать его домой. Маккинзи увезли в больницу, таковы правила. Будем надеяться, что его нос в порядке и сотрясения мозга нет. Но то, что произошло, это, конечно, большая проблема для всех нас…

– Я вас услышал, мистер Сандо, – надавил отец, и директор умолк. – Я всё решу, будьте спокойны. Репутация лицея не пострадает.

Он поднялся, следом торопливо привстал мистер Сандо. Они пожали друг другу руки, и отец первым вышел из кабинета, поправляя на ходу пальто. Он в спешке даже не снял его. Я буркнул: «До свидания» – и вышел, стараясь поспеть за отцом.