Ренессанс. У истоков современности

«Бог в самом начале сотворения мира создал материю из цельных, весомых, твердых, непроницаемых и подвижных частиц таких размеров и форм, таких других свойств и таких пропорций в пространстве, которые больше всего соответствовали бы цели, для которой Он их создавал; и эти первичные частицы, будучи цельными, несравненно тверже любых пористых тел, состоящих из них; и они настолько тверды, что никогда не истираются и не распадаются на части; ни одна обыкновенная сила не способна разделить то, что сам Бог создал цельным при первом сотворении»[358].

Для Ньютона и других ученых XVII века не составляло особого труда согласовать атомизм с христианской верой. Однако опасения Хатчинсон не были безосновательными. Материализм Лукреция породил не только скептиков вроде Драйдена и Вольтера, но и ниспровергателей веры эпохи Просвещения – Дидро, Юма и других.

Дальше предстояли еще более убедительные экспериментальные подтверждения древнего атомизма. Когда Чарльз Дарвин приступал к исследованию природы человека, ему не было нужды опираться на идеи Лукреция в отношении абсолютно естественного и неуправляемого процесса производства и воспроизводства живых существ половым путем. Они уже оказали влияние на эволюционные теории деда – Эразма Дарвина. Чарльзу оставалось найти аргументы собственными исследованиями на Галапагосе и в других экзотических местах. И когда Эйнштейн писал об атомах, он тоже основывался на экспериментальных и математических данных, а не на античных философских трактатах. Тем не менее и он, и другие ученые понимали, что именно древние трактаты определили направления экспериментальных исследований, заложивших основы современного атомизма. Означает ли это, что теперь можно забыть и о поэме Лукреция, и о драме ее поисков, и о гуманисте Поджо Браччолини, нашедшем манускрипт? Вопрос риторический, и каждый волен дать на него свой ответ.

Одним из тех, для кого Лукреций оставался авторитетом и в XIX столетии, был богатый виргинский плантатор, обладавший скептическим, беспокойным умом и склонностями к науке, Томас Джефферсон. У него имелось по крайней мере пять латинских изданий поэмы «О природе вещей», а также ее переводы на английском, итальянском и французском языках. Это была одна из его любимых книг, утверждавшая его в понимании материальности природы. Более того, Лукреций убедил его в том, что страх и невежество не являются неизбежными спутниками человеческого существования.

Джефферсон нашел наследию Лукреция такое применение, которое не могло возникнуть даже в богатом воображении древнего мыслителя, хотя и приходило на ум Томасу Мору в XVI веке. Джефферсон, в отличие от поэта, не стремился уйти от конфликтов общественного бытия. Наоборот, он принимал в нем самое активное участие, став одним из отцов-основателей новой республики и соавторов исторического политического документа. Джефферсон создавал государство не только для защиты жизни и свободы граждан, но и для того, чтобы они «обрели счастье». Главная идея Лукреция так или иначе нашла отражение в Декларации независимости.

Семидесятисемилетний Джефферсон и другой бывший президент, Джон Адамс, которому уже было восемьдесят пять лет, любили обмениваться мнениями о смысле жизни. 15 августа 1820 года Джефферсон писал Адамсу:

«И чтобы дать отдохнуть уму, должен был в конце концов вернуться к своему обычному успокоительному «я чувствую, следовательно, существую». Я ощущаю тела, которые не являются мной самим; следовательно, есть другие существования. Я называю их материей . Я чувствую, что они изменяют место. Так я узнаю о движении . Отсутствие материи – пустота в моем понимании, или ничто , или нематериальное пространство . На основе ощущения материи и движения мы можем воспроизвести все определенности, которые мы можем иметь или которые нам нужны»[359].