Ренн-ле-Шато и тайна проклятого золота

Вероятно, в силу своей «двойственной натуры» сокровище живет собственной жизнью, почти независимой от того, кто им владеет. «Тот, кто собрал его или нашел, — пишет Роже Кайуа, — никогда не воспользуется им; более того, им не будут пользоваться ни его наследники, ни даже те, кто помогал его искать. Таким образом, сокровище вновь вступает в игру и вновь попадает в более ловкие руки. Для кладоискателя сокровище является лишь свидетельством богатства, но не самим богатством: ни в одном романе вы не встретите героя, который бы потратил найденные им богатства. Это гарантия его исключительной судьбы, но состояние его текущего счета. Полагаю, перед смертью этот герой составит очередной ребус, указывающий путь к сокровищу, тем самым объявив новый конкурс на замещение вакансии „находчивого ума“». Как нам кажется, такое объяснение вполне подходит нашему Беранже Соньеру. В какой-то мере оно должно снять с аббата обвинение в дорогостоящих проектах и замыслах, поскольку он тратит найденные им богатства не на себя, но на благотворительные дела, а рассказы о великолепных приемах на вилле «Вифания» и пышных пирах, достойных Пантагрюэля, всего лишь пересуды. На самом деле аббат Соньер никогда не тратил сокровищ на собственные нужды. Но тогда это позволяет предположить, что он оставил зашифрованное символическое послание, дабы указать другим на эту «дверь, ведущую внутрь», которую откроет лишь тот, кто владеет ключом.

Люди, не верящие в существование «дела Соньера», настаивают на том, что в «труде всей жизни» аббата, то есть в интерьере храма Ренн-ле-Шато, можно обнаружить множество непростительных ошибок и противоречий. То же самое можно сказать и о «творениях» тех, кто был близок Соньеру, — например, о «научном трактате аббата» Буде, изобилующем ошибками и неточностями. Напротив, сторонники «дела Соньера» (хочется лишь спросить, кто затеял это «дело» и кто его судья?) настаивают на том, что все эти противоречия и неточности в трудах обоих аббатов сделаны не случайно, — для случайных огрехов их слишком много. Иными словами, в подобных «ошибках» кроется некая вещь.

Что ж, попытаемся приоткрыть «дверь, ведущую внутрь».

Глава II «ДВЕРЬ, ВЕДУЩАЯ ВНУТРЬ»

Легенды (особенно те, чей возраст не превышает двадцати лет) не умирают. Единожды возникнув, они неотвязно следуют за давшим им жизнь персонажем. Один из таких мифов упорно преследует аббата Буде, повествуя о том, что кюре Ренн-ле-Шато аббат Соньер был пешкой в серьезной шахматной партии, а предоставил эту пешку таинственным игрокам не кто иной, как кюре Ренн-ле-Бен. Согласно мифу, именно Анри Буде от имени «таинственного братства» руководил своим молодым коллегой в его поисках, раскопках и проектах. На сегодняшний день, однако, достоверно известно, что аббат Буде не был демонической личностью, действующей в тени и предоставляющей играть роль первого плана аббату Соньеру; в нем нет ничего общего с тем дьявольским жрецом, каким его любят изображать в «романе об аббате Соньере». Говоря об Анри Буде, аббат Мазьер, написавший множество работ о Разе, замечает: «Те, кто его знали, были удивлены известиями о том, что аббат, оказывается, хотел оставить некое послание. Ум аббата Буде был неспособен на такое». Кюре Ренн-ле-Бен был честным неподкупным священником и даже в какой-то степени пуританином. [149]Но его ошибка заключалась в том, что он написал и опубликовал произведение, озаглавленное «Истинный кельтский язык или кромлех Ренн-ле-Бен». Говоря откровенно, эта книга, вызвавшая к себе столь пристальное внимание в наши дни, была бы напрочь забыта, если бы не одно обстоятельство: к счастью (или к несчастью), Анри Буде жил и работал в Ренн-ле-Бен именно тогда, когда на месте кюре Ренн-ле-Шато оказался аббат Соньер.

Справедливости ради нужно заметить, что аббату Буде следовало бы воздержаться от публикации своего «бессмертного» произведения: оно не принесло ему ничего, кроме сарказма ученых при его жизни и скандальной славы после его смерти. Если бы «Истинный кельтский язык» не вышел в свет, думаю, наука легко бы смирилась с такой грандиозной потерей… Но, в конце концов, что сделано, то сделано. Увы. «Истинный кельтский язык» занял почетное место не на полке с трудами по лингвистике, а в списке подозреваемых по «делу Соньера». Главное «обвинение», выдвинутое против аббата Буде, заключалось в том, что в своей книге он зашифровал ключ, способный открыть тайник кюре Ренн-ле-Шато.