Рентген строгого режима

Чтобы как-то усилить весомость своих аргументов, я напоминал мудрым оппонентам, что когда во время Корейской войны Сталин вместе с Мао Цзэдуном решили одним ударом завоевать Южную Корею и, опрокинув слабый американский заслон, в течение недели захватили почти всю территорию, тогда мои друзья-патриоты злорадствовали: ну, Иоська-сапожник – дал капиталистам по мордам, Южная Корея накрылась, и будет еще одна республика – КоССР. А я утверждал что если капиталисты допустят такой наглый разбор, им пора поднимать лапки кверху, значит, они ничего не могут противопоставить напору коммунизма. И вот, когда до южной оконечности Корейского полуострова оставалось всего тридцать километров, все буквально набросились на меня – ну где твой хваленый капитализм? Наложили американцы в штаны и молчат? Я упрямо твердил, мол, подождите, еще не вечер, но мне, конечно, не верили и ржали, не стесняясь и не выбирая выражений...

Однако... 7-й американский флот всей своей мощью обрушился в центр полуострова, отсек огнем китайские и советские войска от севера и взял в плен около двухсот тысяч китайских и советских солдат. Вот когда обнаружилась несостоятельность наших политиков.

И снова я один против всех... Но если в споре о Корее мне, в общем-то, было наплевать, чьей будет Корея, то теперь проблема была животрепещущая и касалась каждого из нас, каждого... Мира была совершенно согласна со мной, она еще раньше считала, что главный виновник всех бед в нашей стране был именно Сталин и если он наконец сдохнет или его ухлопают, все в стране изменится, и в первую очередь рухнет лагерная система... Но шли дни, недели, месяцы, а в лагерной жизни ничего не менялось, и это было самое страшное.

Наконец однажды весной наша судьба, много-много лет взирающая на нас равнодушно, как сфинкс, вдруг подмигнула... Утро было солнечное и безветренное. Я вышел из кабинета подышать свежим воздухом и обратил внимание, что из управления лагеря идет майор Тощев и, держа за веревку, тащит по земле большой портрет в золоченой раме со стеклом. По дороге рама за что-то зацепилась, майор подергал за веревку, потом злобно выругался, ударил по раме сапогом, стекло разбилось, бумага порвалась, и Тощев, бросив портрет, ушел к себе в кабинет. Через несколько минут весь лагерь знал, что майор Тощев снял со стены и потащил на помойку портрет ближайшего соратника Сталина, верного ленинца, несгибаемого большевика, начальника всех лагерей с заключенными товарища Берии Лаврентия Павловича... Пророчество Миры сбылось... Мы поняли, что наверху началась драка за власть, за генсековское кресло. Спустя несколько дней вольные друзья принесли нам свежие «параши»: оказывается, в Кремле образовалось две группы, конечно, только, из членов Политбюро. Одну из них возглавил В. М. Молотов, а другую Н. С. Хрущев, который хочет будто бы ввести в стране демократические порядки и в первую очередь ликвидировать лагеря, то есть выпустить всех политических заключенных. Мы все с понятным волнением ждали – чья возьмет...

Как-то утром ко мне на кушетку подсел проверяющий наш стационар вохряк и, дыша крепким перегаром, горячо зашептал мне в ухо:

– Ты никшни, Боровский, сиди тихо, как мышка, сейчас, понимаешь, решается ваша судьба: либо всех вас в землю, либо на волю. Понял?

Я понимал... Через несколько дней тот же солдат рассказал мне, что на ВМЗ поступил заказ изготовить 25 тысяч наручников, на случай, если нас решат всех уничтожить. Потом я так и не смог выяснить – был ли оформлен заказ на наручники. Возможно, что это был провокаторский маневр оперов для нагнетания среди заключенных беспокойства и неуверенности.

Незадолго до смерти Сталина в газете «Правда» была опубликована небольшая заметка об антисоветской и вредительской организации среди кремлевских врачей, которая своей целью поставила умерщвление членов Политбюро во главе с гениальным вождем товарищем Сталиным. На нас, как и следовало ожидать, заметка не произвела никакого впечатления, посмеялись и забыли. Правда, мы все же обратили внимание, что все фамилии врачей, кроме одной, были еврейскими, и решили, что это начало очередного гонения на иудеев. Однако заметка произвела большое впечатление на заключенных-иностранцев. В одно из воскресений ко мне в кабинет пришла группа: западный немец, француз и англичанин, они просили меня объяснить, как это может быть, что известные всему миру врачи объединились в банду убийц, и где? – в Кремле! Уму непостижимо, и они этого понять не могут... Я рассмеялся и сказал, что никакой банды врачей-убийц нет и быть не может, это обычный трюк деятелей МГБ, он им понадобился для развязывания очередной кампании травли евреев, вот и все.

– Но, господин Боровский, – настаивали европейцы, – ведь это сообщение напечатано в газете «Правда», ее читает весь мир, как же можно в ней печатать «собачий бред», как вы выражаетесь?

Ну что я еще мог объяснить фраерам? Они недоверчиво покачали головой и ушли, полные сомнений.