Рентген строгого режима

Но вскоре поставили к стенке и товарища Берию Л. П., и в той же «Правде» было опубликовано на ту же тему, но уже другое сообщение: в короткой заметке сообщалось, что дело врачей пересмотрено, все они оказались невиновными и выпущены на свободу, правда, в списке оправданных врачей на одну фамилию оказалось меньше, чем в списке обвиняемых. Видимо, один из врачей не выдержал слишком гуманного обращения следователя и отдал богу душу. На следующий день ко мне в кабинет пришли те же иностранцы и все они по очереди с чувством, крепко пожали мне руку:

– Да, господин Боровский, благодарим вас за разъяснение, вы действительно очень хорошо знаете свою родину.

Все эти тревожные месяцы мы пристально следили за поведением золотопогонного начальства. Мой дневальный Иван Зозуля целыми днями пропадал среда своих друзей-бандеровцев и ежедневно информировал меня о лагерных и мировых новостях. Бандеровцы вели себя пока спокойно, но, по всем данным, были готовы в любой момент вступить в схватку с кем бы то ни было... Это были сильные, хорошо обученные боевые солдаты, готовые на все...

В середине лета 1953 года нас вдруг перестали стричь наголо, это была сенсация, наконец-то лед тронулся... Значит, большие начальники решили, что мы никуда убегать не собираемся, а будем терпеливо ожидать решения своей судьбы. Все зыки немедленно завели себе бритвы и очень скоро внешне сильно изменились: появились усы, бородки, проборы, кудри, а я стал, как и до ареста, носить волосы назад, без пробора.

Через несколько дней еще одна сенсация: прибежал ко мне в кабинет взволнованный Петя Лапинскас и сообщил, что приказано немедленно снять с одежды личные номера, и мы с Петром тут же спороли их скальпелем. Свой номер 1-К-50 я запрятал в корешок какой-то книги с целью сохранить его и очень сожалею, что ни книги, ни номера в Москве так и не нашел...

В один из теплых дней августа мне захотелось проветриться, и я договорился с нарядчиками, что меня с бригадой строителей отведут в город на строительную площадку, но только до обеда, и чтобы конвойный солдат отвел меня обратно в зону. Строительный объект – жилой дом – находился недалеко от города, погода стояла теплая, и я с удовольствием бродил по площадке, любуясь, как дружно и квалифицированно работают строители. Строительная площадка, как полагается, была обнесена временным забором из колючей проволоки, с вышками по углам, и я заметил, что в одном углу, на зеленой травке, расположились загорать двое зыков. Они разлеглись на листе фанеры, раздевшись до пояса, их руки и спины были в синей татуировке, и по ней я определил, что это матерые воры-законники. Мужики были здоровые, их белые мускулистые тела странно контрастировали с работягами, сновавшими по стройке в черных или белых рубахах. Неожиданно на стройку пожаловала очередная «высокая» комиссия в погонах. Проверяющие неторопливо обошли стройку и обратили внимание на два распластанных белых тела, подошли к ним, и, по-видимому, главный из них спросил полковничьим басом:

– Не стыдно паразитничать?

Оба заключенных лениво приподняли головы, оглядели комиссию, и я ясно услышал ответ:

– Кому стыдно?

Военные чины словно вздрогнули, и главный уже заорал на всю площадку:

– Встать! Охрана, отвести этих двух на пять суток в карцер!

Зыки лениво поднялись, натянули рубахи, и я снова услышал тот же голос:

– Вот видишь, Васек, я говорил тебе, что и на стройке нам не дадут спокойно отдохнуть...

В одно из воскресений по лагерному радио объявили, что в столовой прочтет лекцию полковник из Москвы. Народу в столовую набилось до отказа, представительный полковник долго рассказывал о том о сем, много о международном положении, о послевоенных трудностях, но о нас ни слова. Зыки терпеливо и молча слушали краснобая, но потом, потеряв терпение, в резком тоне стали задавать вопросы прямо с места. Полковник забеспокоился... Вопросы сыпались один за другим:

– Что с нами будет?

– Думают ли о нас в Москве?

– Доживем ли мы до свободы?

Ну и все в таком роде. Полковник попытался все острые вопросы перевести в шутку:

– Вы мужики еще нестарые, считайте, что половину срока уже отсидели, а там, глядишь, за хорошую работу и примерное поведение скостят вам толику лет, вернетесь домой еще до своего сорокалетия, самый возраст переспать с бабой...

Все ржали, но разошлись угрюмые и в плохом настроении... Значит, наверху выпускать нас пока не собираются...