Рентген строгого режима

Собеседником Иллария оказался начальник Горного отдела Проектной конторы, крупный горный инженер Геннадий Александрович Грудин. В прошлом он был главным инженером «Ткварчелистроя» в Грузии, в 1937 году получил десять лет лагерей, отсидел их в Воркуте и с 1947 года был неизменным начальником горного отдела. По общему мнению, в Воркуте Грудин был самым знающим специалистом, и во всех технических спорах его мнение всегда было окончательным. Спустя несколько часов Цейс и Грудин в обнимку топали к дому Грудина, где Цейс и остался ночевать. Куда ему было идти в таком подпитии...

Несмотря на ощущение, что вот-вот все коренным образом изменится, и, конечно, в лучшую сторону, в нашей жизни случались мелкие и крупные происшествия, и это как-то наполняло смыслом однообразно текущее время. Мой дневальный Ваня Зозуля раздобыл где-то маленькое зеркальце и стал пристально рассматривать свою физиономию. Хорошо конечно, что зеркальце было маленьким и он не мог видеть своего лица целиком. И как-то после очередного сеанса саморазглядывания, Ваня обратился ко мне:

– Олег Борисович, у меня к вам большая просьба – попросите Вальку Бойцову или Токареву достать мне стеклянный глаз, очень уж плохо смотрится моя пустая глазница, да и болит она постоянно, сделайте это, пожалуйста, для меня, очень прошу.

«Ну что ж, – подумал я, – Ваня парень еще молодой, и, действительно, пустая глазница выглядит весьма неприглядно, постоянно слезится и беспокоит его. Попробую...»

К удивлению, Токарева спросила только, какого цвета глаз у Зозули, и пообещала достать протез на городском аптечном складе. К сожалению, ни Токарева, ни тем более я, не знали, что стеклянный протез глаза необходимо подбирать по глазнице, и наша темная безграмотность в этом деле причинила в дальнейшем большие неприятности бедному Ванюше... Примерно через неделю Ивану вручили красивый голубой глаз. Восторгу Ванюши не было конца, он не выпускал зеркальце из рук целыми днями... Ваня обошел с новым глазом всех своих дружков-бандеровцев и всем растрепал, что глаз ему достал Олег Борисович. Один из его дружков, восхитившись глазом, даже спросил его:

– Ну, Ваня, скажи честно, ты хоть чуть-чуть, ну самую малость, видишь, новым глазом?

И Ваня ничуть не удивился этому вопросу, он знал своих дружков... Однако коварная судьба подстерегла бедного Ивана. По моему совету, на ночь Иван свой глаз вынимал и клал в кружку с водой, которую ставил на тумбочку, стоящую между нарами, и ночью кто-то впотьмах опрокинул кружку, а еще кто-то наступил шахтерским сапожищем на красивый глаз и превратил его в кучку мелкой стеклянной крошки. Утром, когда Иван пришел на работу, его здоровый глаз и пустая глазница были до краев наполнены слезами, изуродованные губы дрожали, и он молча и красноречиво смотрел на меня. Его взгляда я выдержать не смог, и тотчас же пошел на поклон к Токаревой, что я, честно сказать, очень не любил делать. Токарева скривилась в неудовольствии, но пообещала достать новый глаз. Через неделю Иван получил новый глаз, но когда вечером Ваня пошел в сортир, красавец-глаз, не подогнанный по глазнице, вывалился и пропал во тьме огромной выгребной ямы... Была зима, Иван, позвал всех своих дружков на помощь и несколько часов провел в поисках в яме с фекалиями, но глаза так и не нашел... Утром пришел на работу, молча улегся на кушетку носом к стенке и на мое обращение не отзывался... Когда я в третий раз пришел с поклоном к Токаревой, то еще раз имел случай убедиться, как она хорошо ко мне относится. В первый момент ее физиономия перекосилась, она, наверно, подумала, что мы просто издеваемся над ней, но, увидев мой донельзя сконфуженный вид, взяла себя в руки и резким голосом изрекла:

– Ладно, в последний раз, пусть больше не теряет. Идите.

Однако и этот третий глаз парень умудрился выронить в сугроб, и только мобилизовав целую бригаду своих дружков-шахтеров и пропустив через свои ладони тонны снега, отыскали наконец Ванин глаз. На этом эпопея и закончилась, и только когда Иван освободился и уехал из Воркуты, врачи подобрали ему глазной протез по глазнице, и он уже его больше не терял.

Никогда мне не забыть день 26 августа 1953 года. В этот день в 1948 году я был арестован в Ленинграде, и бдительные органы погрузили меня на самое дно любимого отечества... В печальную пятилетнюю годовщину я был особенно грустен, мрачные мысли одолевали меня, с утра я лежал на своей красивой белой кушетке, вперив взгляд в темный потолок...