Рентген строгого режима

Неожиданно в коридоре поднялся шум, загрохотали сапоги, послышались возбужденные голоса. В кабинет без стука влетел красный Петя Лапинскас и сообщил, что в стационар привезли на «скорой» несколько женщин с огнестрелом и что всем им необходимо срочно сделать рентгеновские снимки и определить положение пуль. Одну из них, которая была в самом тяжелом состоянии, Катлапс велел положить немедленно на операционный стол, и он уже приступает к операции. Что за женщины и почему и стреляные, Петя не знал и убежал как наскипидаренный. Мою меланхолию как ветром сдуло, и я быстро приготовил аппарат, кассеты, надел белый халат и вымыл руки. Все это я проделывал тысячи раз и тратил на подготовку одну-две минуты. Открылась дверь, и на белой каталке санитары доставили первую женщину. На каталке лежит миниатюрная красивая блондиночка лет двадцати трех – двадцати пяти, ее чудесные локоны разметались на подушке, вся нижняя часть тела в крови, она кусает истерзанные губы, тихо стонет, едва сдерживая крик, все лицо в слезах... Мне впервые пришлось делать снимки заключенным женщинам – это тоже показатель ослабления общего лагерного режима. Я быстро сделал обзорные снимки таза и бедер в двух проекциях на большую кассету. Глубоко в мягких тканях были хорошо видны пули – несколько штук, но все прошли ниже почек и не задели мочевого пузыря, поэтому она и осталась живой, хотя и потеряла много крови... Санитары осторожно переложили бедняжку на каталку и увезли в операционную. Петя Лапинскас сказал, что сейчас привезут вторую раненую, ее готовят в ванной комнате, и еще Петя добавил, что доставили пять женщин и что всех будет оперировать Катлапс. Я пошел в операционную, чтобы узнать, что сталось с первой раненой, которую поместили прямо в операционную. У двери операционной я в недоумении остановился, там гремел голос Катлапса, который страшно ругался, правда, без крепких выражений. Он кричал на кого-то:

– Палачи! Убийцы! Я сорок лет оперирую, и никто на столе у меня еще не умирал, это первый случай, и то по вашей вине! Если бы ее доставили хотя бы на час раньше, мы смогли бы ее спасти!

Я вошел в операционную, и первое, что мне бросилось в глаза – голое окровавленное тело молодой женщины на операционном столе, ее брюшина была вскрыта, куски окровавленных кишок вывалились на стол, и мне стало ясно, что женщина мертва. Неподалеку от стола в накинутых на шинели белых халатах стояла группа военных с погонами. Красный и возбужденный Катлапс орал во весь голос на офицеров... И как он только не боится, что это с ним стряслось, недоумевал я. Увидев меня, доктор уже спокойным голосом сказал:

– Олег Борисович, пожалуйста, сделайте снимки и всем остальным, будем оперировать, пока не поздно...

Санитары быстро унесли умершую, сменили окровавленные простыни и уложили на стол блондиночку, которой я только что сделал снимки. Мне было ужасно жаль эту бедненькую девушку, я не мог спокойно смотреть на ее детские пальчики, на весь ее окровавленный и растерзанный вид... Я пошел делать снимки остальным трем женщинам, у всех оказались пули в мягких тканях таза и бедер. Катлапс пулевыми щипцами, ориентируясь по рентгеновским снимкам, быстро извлек все пули, и жизнь остальных четырех раненых оказалась вне опасности.

Как вскоре выяснилось, дело с ранеными женщинами оказалось обыденным и простым. Бригаду заключенных женщин из лагеря «Предшахтная» вывели на ремонт шоссейной дороги. В обеденный перерыв группа молодых литовок села на мох около дороги и принялась петь свои литовские песни. Что им было еще делать? День стоял солнечный и теплый... Конвойному офицеру, младшему лейтенанту, пение литовок показалось почему-то антисоветским, и он приказал им замолчать. Но в лагерном уставе, в котором все было запрещено, специального запрещения петь песни не было, и литовки это отлично знали и со спокойной совестью продолжали петь. Такое неподчинение советскому офицеру, да еще каких-то там паршивых фашистских тварей, привело охранника в слепое бешенство и он, выхватив у ближайшего солдата автомат, вполне профессионально дал очередь по поющим женщинам. Но все же в последний момент, видимо, лейтенант подсознательно направил дуло автомата не в голову, а немного ниже, и попал всем в задницы, кроме одной. У той пули задели почки и печень. Всех раненых женщин забрала скорая помощь и повезла обратно в лагерь «Предшахтная», но санчасть лагеря отказалась их принять, чувствуя, видимо, недостаточный уровень собственной хирургической компетентности. Тогда их повезли в городскую больницу, но там их тоже отказались госпитализировать, но уже по политическим соображениям: лучше перебдеть, чем недобдеть.