Рентген строгого режима

Особенно было неприятно посещать сбойку главных стволов на большой глубине метров. На шахте уже были пройдены два ствола глубиной около километра каждый и диаметром по шесть метров. Что это за сооружение, объяснить негорняку очень трудно. Представьте себе две бетонных трубы, каждая глубиной в десять Исаакиевских соборов, поставленные друг на друга... На глубине трехсот метров между стволами была проложена бетонированная сбойка – горизонтальный штрек диаметром около двух метров, в котором круглосуточно работали мощные насосы водоотлива и большие вентиляторы для проветривания обоих стволов. Захватив свои измерительные приборы и облачившись в резиновую спецовку и высокие сапоги, я залезаю в железную бочку-бадью и кричу стволовому: «Пошел!» И он, подняв ляды – крышку, закрывающую ствол, – три раза ударяет по кнопке передачи сигнала на подъемную машину, и я вместе с бадьей камнем падаю вниз в бездонную черную глубину, со скоростью пятнадцать метров в секунду... Дух захватывает... Чем глубже летит вниз бадья, тем сильнее хлещут в нее струи ледяной воды из дыр в бетонной стене ствола. Я снимаю с шахтерской каски электрическую лампочку и направляю мощный луч вниз, мне необходимо вовремя заметить появление деревянного полка, смонтированного точно против сбойки. Наконец в черной мгле появляются белые дроки полка, и я обрезком трубы сильно бью по бадье один раз, сильный звук уходит вверх, и бадья почти мгновенно останавливается. Бывает, что бадья проскакивает полок, тогда я бью по бадье два раза, и бадья медленно поднимается, пока я не подам сигнал «стоп». Наконец бадья останавливается точно против полка, и наступает самый неприятный момент – под сильными струями воды надо вылезти на мокрые скользкие доски, брошенные кое-как на металлические распорные балки, и найти отверстие в стенке ствола, в сбойке. Через щели полка видна черная бездна, там еще семьсот метров... Под сильными ледяными струями воды я добираюсь наконец до отверстия в сбойке и залезаю внутрь – там сухо. Вся сбойка до отказа заполнена оглушительно работающими машинами. Я осматриваю электромоторы, насосы, проверяю смазку подшипников и состояние электрокабельного хозяйства и произвожу необходимые замеры, все обнаруженные неисправности я записываю в блокнот и расписываюсь в контрольном журнале проверок. В сбойке круглые сутки дежурят двое заключенных, меняясь через каждые восемь часов. В сбойке есть и телефон, который связывает дежурных с поверхностью. Закончив свои дела, я снова вылезаю на полок и жду бадью, а дежурные по телефону сообщают стволовому, что меня нужно забрать. Бесшумно, как привидение, появляется из кромешной тьмы бадья, я ударяю по ней обрезком трубы один раз, и она практически сразу замирает, а я с трудом, вниз головой, залезаю и бью по ней трубкой три раза, что означает «вниз». Бадья послушно стремительно летит до нижней отметки, через каждые 150 – 200 метров в стволе смонтированы полки, на которых установлены вентиляторы и насосы, непрерывно откачивающие воду из стволов. Людей на полках нет, везде работает техника. Пока я «падаю» вниз, невольно задумываюсь, сколько несчастных заключенных погибло при проходке гигантских стволов... Несть числа... Из всех шахтных работ проходка стволов всегда считалась самой опасной, любой, даже маленький камешек или гайка, упавшая сверху в ствол, может наповал убить проходчика, а в ствол падали отнюдь не гайки, а например, бревна, рельсы и даже целые насосы весом в несколько тонн... Сколько убитых заключенных-проходчиков я видел собственными глазами...

В самом низу ствола главный рудный двор шахты, но он еще не закончен, его только вырубают в породе и бетонируют стенки. Я долго хожу по выработкам, осматриваю механизмы и состояние электропитания шахты. Завтра на утреннем наряде я дам электрикам мехцеха задание устранить все обнаруженные мной неполадки. Наша шахта только строится, и людей внизу очень мало, часто встречаю лишь газомеров со своими лампочками-индикаторами. Наша шахта считается самой опасной по метану, и, если, например, отключается почему-либо электричество и останавливается вентиляционная система, в течение тридцати минут все должны покинуть шахту. Такие случаи при мне бывали неоднократно, правда, мне самому не довелось подниматься пешком с километровой глубины, но те, кому пришлось, не любили вспоминать, каково им было...

Выполнив свой рабочий план, я начинал подъем вверх другой дорогой, поднимался в вагонетках по наклонным выработкам – бремсбергам с горизонта на горизонт и в конце концов попадал на рудный двор шурфа, находящийся на глубине всего 175 метров, а оттуда на поверхность меня поднимала нормальная грузо-людская трехтонная клеть. Такая работа обычно отнимала у меня почти целый рабочий день, и все же она была мне больше по душе, чем сидение за столом и копание в таблицах...