Репатриация на чужбину

Меня всегда смешила личная неразрешённость в этом церковном вопросе: надзиратель – это в смысле, за кем? За паствой, церковной утварью, соблазняющей эту самую паству, или за капризами богов?

– Позови Клор.

– Её милость наперсница Ордена Отражения покинула цитадель. Отправилась за покупками по вашему распоряжению.

– Что, прямо сейчас? – удивилась я.

Клор ни за что бы, ни отправила меня в этот храм в одиночку. Тем более, сейчас, когда Мерона вместе с другими лекарями отправилась на сенокос за каким-то очередным лечебным силосом. А я на восьмом месяце беременности. И всего месяц, как из комы. Да ещё в депрессии из-за того, что здесь таскаются с брюхом на целый месяц дольше. Здесь вообще всё дольше: в году четыреста двадцать шесть дней, в семьдесят помирать ещё рано – мог бы жить да жить.

Дольше и больше. Население от двух метров и выше. Местные с ужасом поглядывают на мой живот: видать прикидывают, как меня порвёт при родах. А живот и впрямь гигантский – я устала откидываться назад, уравновешиваясь при ходьбе. Впрочем, моим ногам почти заказано работать. Если ты лилипутка с громадным животом, жена танаграта, да ещё слепая, будь уверена: тебе шагу не дадут ступить. Тебя везде будут таскать на своём пупке двуногие. И только слепота помешает насладиться сочувствующими взглядами прохожих, делающих ставки: соберёт тебя Орден по кусочкам или похоронит?

– Доброе утро, дорогой.

Прочие галактики потянулись к границам вселенной, а самая изученная среди них поплыла ко мне. Это неодушевлённые предметы для меня недоступны, а на людей я не натыкаюсь и в таком прискорбном состоянии. Старательно заучиваю их звёздные туманности, классифицирую и всё легче опознаю. Словом, изобрела альтернативную форму общения, хотя и голоса играют не последнюю роль.

– Доброе утро, – голос мужа хриплый и тёплый.

Его галактика улыбается мне во всю ширь горизонта. А когда его губы прогуливаются по моей макушке, там сияют созвездия смущения, признательности и робкой надежды. Он боится ей поверить, а я и не тороплю. Да, нынче я рядом, но мы по-прежнему не вместе. Мы всего лишь соучредители общества с неограниченной ответственностью.

Я вполне сносно ориентируюсь в своей темноте и редко спотыкаюсь. Но Варкар не упустит случая потаскать меня на руках. Он несёт меня по широким гулким коридорам своего необъятного замка, собирая на меня кучу благословений. Тех гордо восседает на его плече – нахальную мелочь несёт сам танаграт Однии!

Меня выносят из ворот цитадели. И целая орда тех же благословений кочует вслед за моей покачивающейся лектикой римского образца. Её несут личные гвардейцы мужа – иным он не доверяет. Мне неловко, что воины вынуждены заниматься таким… несолидным делом, но парни не против. Они довольно спокойно относятся к перевоплощению в тягловую скотину. И совершенно не стесняются обсуждать при мне свои личные дела. А чего стесняться? Убеждены же, будто Внимающая слышит мысли направо и налево. К тому же, каждый раз отрубается, едва мы вылазим за стены цитадели – её укачивает. Да и Тех на плече урчит в самое ухо дробно усыпляюще.

Будит меня уже её преподобие мать-надзирательница храма Кишагнин – богини земли, плодородия, любви, рождения и прочего. Единственная женщина в семействе местных небожителей, но, самая почитаемая. Оно и понятно: есть да размножаться – что матери-истории более ценно?

Её преподобие – имени которой не упоминают всуе – берёт меня под локоток. И осторожненько втаскивает по широким высоким для меня ступеням храма. Хотя при желании могла бы внести меня на руках и не вспотеть: она ж ростом с танаграта! Кстати, тётка весьма неплохая: консервативна, реально религиозна, но не зашорена настолько, чтобы от её общества сводило скулы. К тому же, мать-надзирательница слывёт одной из самых образованных женщин Руфеса – вполне может конкурировать с некоторыми сестрами Ордена Отражения. И уж точно она образованней меня. Любить ей меня не за что. А не жалеть меня невозможно, так что ко мне она неизменно добра.

Мы теперь часто встречаемся: супругу танаграта требуется подковать на предмет отправления традиционных священнодействий и прочих треб. Сочувствуя такой немочи, как я, тётка была бы не прочь посещать меня сама, но сан не позволяет – язви его. Вот и таскаюсь я в храм Кишагнин через день, как на работу. Танаграт не в восторге: меня нужно беречь и экономить. Я не в восторге: таскать мой живот не легче, чем тачки в каменоломнях. Надзирательница не в восторге: меня нужно беречь, экономить и «рожать» где-нибудь подальше от её святилища. Но поделать ничего не можем все мы: ни единолично, ни солидарно.

– Осторожно, Сиятельная, порожек, – возвещает трубный глас её преподобия. – А ты, дружок, не крутись под ногами, – это уже Теху.