Репатриация на чужбину

Я примостилась за спиной Вотума в обнимку с Рах. И молчаливо созерцала внушительные лесные заросли, напирающие на несчастную тропку. Разно-ворсистый зелёный ковёр упорно боролся с витиеватыми проплешинами колеи, но пока отвоевал лишь то, что проходило под брюхами телег и возов. Юные сосенки и ёлочки, вступившие в борьбу за существование с долговязыми мэтрами, упорно втискивались на каждую пядь незанятой земли. Они баррикадировали просветы меж голых пузатых стволов, защищая свой дом от беспардонных двуногих, привыкших вламываться в него, как в свой собственный. Скромные, но гордые лесные цветы вовсю отдавались своей лебединой песне – конец лета был не за горами. И зелёно-коричневый фон вокруг не выглядел однообразно, сбрызнутый редкими яркими каплями всех радужных оттенков.

Мне страшно этого не хотелось, но летняя пора диктовала свои законы. Пришлось сползти с крузака и углубиться в чащу, идя параллельным с ним курсом. Компашка лайсаков и Керк немедля присоединились, таская мне заказанные травки и цветочки – нашу аптечку требовалось вовремя пополнять. Пожалуй, этот день войдёт в мою коллекцию лучших моментов, пойманных на нежеланной, неродной земле.

Глава 8

В которой вырисовывается тенденция...

Даже две

Я не глупей мадам де Сталь и тоже знаю: люди поверят во что угодно, когда им этого очень хочется. Например, в то, что даже на нежеланной, неродной земле можно создать коллекцию лучших моментов. Хотя её обитатели и взяли моду портить прекрасное путешествие в компании приличных спутников. Шагу нельзя ступить, чтобы не наткнуться на очередного упыря. А то и на целую бригаду – с последними мне горемыке вообще навезло на три жизни вперед. Сарг с ребятами, конечно, предупреждали о расхристанности нравов здесь на окраине таната Руфес. Но белая-то полоса должна периодически проявляться? Хотя бы в виде пунктирной линии.

Безмятежное слияние с природой текло-текло, да с разбегу врезалось в железобетонную плотину печальной реальности. Её героические строители попались нам на глаза, едва лесная дорога выскочила к реке на единственную в этих местах порядочную переправу. Здесь стоял постоялый двор с обширными добротными навесами и поилками для обров. Было даже несколько внушительных пакгаузов на случай купеческого каравана или крестьянской попойки в преддверии экспедиции на ярмарку. Всё это великолепие окружал монументальный частокол, открывающий с опушки бессодержательный вид на одни только крыши.

Уж не знаю, по каким приметам, но Сарг с Алесаром мгновенно учуяли неладное и встали, как вкопанные. Керк, получив команду, смотался по-быстрому на хутор и вернулся в большом раздражении. Все мои мужики – от мала до велика – обнажили клинки и зубы. Даже команда инфантильных тягловых обров встрепенулась и приобрела грозный вид. Я категорически отказалась оставаться в одиночестве на безопасном расстоянии до выяснения. Что бы там ни было, здесь может оказаться намного хуже, лишись я защиты. Сарг внял, и в распахнутые настежь ворота мы влетели в едином конном строю.

Всё, как всегда – это уже совсем не смешно! Прямо у раскидистого крыльца о восьми столбах и семи подпорках какой-то очередной урод колотился по чужому хозяйству. Собирался отпилить мечом голову грязно ругающегося дородного пожилого дядьки в длинном замызганном фартуке. В паре шагов от них два налётчика веселились от души, прижимая к земле отчаянно голосящую женщину, годящуюся им в матери. Поодаль валялись тела двух мужчин. Едва глянув на бедолаг, я выяснила, что один всё ещё жив, хотя и не в состоянии порадоваться на такое своё везение. Общий хор ругающегося, вопящего и ржущего народного коллектива разбавлял женский визгливый дуэт, голосящий из приоткрытой двери ближайшего сарая. Мерзость сплошная! Примерно так и оценили безобразную сцену мои мужчины.

Кух, как всегда, не заморачиваясь увещеваниями, метнулся к крыльцу. Взлетел на перила, далее на столб, подпирающий козырёк, а оттуда спланировал на палача-любителя. Последний толчок он произвёл всеми четырьмя с его правого плеча. И, ловко приземлившись, бросился под защиту спешившегося Сарга. Грубо прерванный каратель вскрикнул, выронил меч, растеряно провёл рукой по щеке и шее. Один укус – опознала я на расстоянии – и несколько тонких глубоких царапин. С головорезом было покончено. Тот, правда, осознал это не сразу, тупо уставившись на лайсака, что карабкался по рукаву незнакомого воина. Воин был явно недоволен происходящим. Его коллеги тоже.

Все трое налётчиков, обиженно взревев, бросились на наши стройные ряды. После короткой, скучной стычки в живых остался лишь укушенный, что не прибавило ему счастья. Яд лайсака и впрямь убойная штука, пережить которую можно только в теории – в народных сказаниях. Вот и этот мерзавец после третьего живописного замаха как-то поскучнел и медленно завалился на колени. Потом рухнул мордой в утоптанную землю.