Репатриация на чужбину

Но, это были семечки. Для изготовления полноценного бетона нам понадобилось своротить столько побочных строительных проблем, что Евгон всё глубже и глубже погружался в депрессию, отягченную паранойей. А вот мой Вотум развернулся по полной. Уж не знаю, каким там героем он был в армии, но хозяйственник из него – пальчики оближешь! То, что сегодня над пробным бетонным фундаментом будущего крестьянского дома мужики чешут репы и пытаются колупать – целиком его заслуга.

Да ещё с погодой пофартило: зима позабыла про морозы. Хотя на мой вкус сибирячки настоящей зимой здесь и не пахнет: снега жидко, нос не мёрзнет, даже речку толком не схватило льдом. Приободрился и Евгон: снова забегал, захлопотал. Потому как мой окончательно загаженный кораблик успел в три ходки завалить нас ходячим мясным запасом. Понятно же, что теперь – когда есть, чем кормить – нам отчаянно требовались бетонщики. А все пропускали мимо ушей. А я не собиралась пускать всё на самотёк: сколько можно ждать? И тогда…

– Может, мне замуровать тебя в скале?! – шипел Сарг, вытряхивая из меня душу.

Я гордо скулила, болтаясь в его железных руках, спрессовавших тело. Носки сапожек чиркали по земле, расковыривая снежок, а пятки иногда больно стукались друг о дружку. Алесар с Мейхалтом и Лайрес отирались в сторонке. И под грозным взглядом Вотума растеряно пожимали плечами, бровями и лбами. Да, они сопровождали Внимающую на каменоломню. Да, получили приказ следить, как бы она снова чего не учудила. Да, у Сиятельной не только с глазками непорядок, но и со всем, что залегает за ними до самого темечка. Да, сёстры Ордена Отражения не от мира сего, об истинности чего местные даже не подозревают. Кроме редких посвящённых. Например, таких, как Сарг, да и то, его версия не выдерживает никакой критики. Да, все три няньки хором валялись в ногах агрии Ксейи и взывали к её благоразумию. Но, в результате все имеют то, что имеют, а они тут не причём. А такие умники, как Сарг с Вотумом, в следующий раз пусть свою драгоценную подопечную пасут лично.

Помимо моей опекунской команды в празднике участвовали ещё две примерно равные группы народа. Первая состояла из коренных обитателей агратии Юди. Сотник Плерон – он сопровождал некогда покойного аграта в партизанской вылазке на остров Внимающих – не видел в содеянном мной ничего криминального. И откровенно любовался воспитанницей – за неимением родной матери – всего воинского сословия поместья. Десятник Нукол был настроен более скептично. Но воинское братство Юри не позволяло сантиментов и отклонений от его официальной политики. Впрочем, с появлением тут аттестованных опекунов юной агрии их голос в воспитательном процессе утратил вес.

А вот урядчик Евгон даже не скрывал, насколько недоволен моей самодеятельностью. И приди в голову его милости Саргу благая мысль принародно меня выпороть, он бы сам вымачивал для него розги. Но, я ему прощала столь крамольные, кровожадные мысли. Это только при первом взгляде на него у меня своротило с души: жирный, лысый. Лицо, как блин масляный: круглое, безбровое, безусое и бесстыжее. Копнув глубже, я поразилась, насколько этот урод с неприятным взглядом обожает свою малышку агрию. Как страшно скучал и боялся за неё все время разлуки. Как до сих пор содрогается при взгляде на крошку, когда вспоминает ту трагедию со слизняком и самопожертвованием. В каком бы настроении мой урядчик – мой червь поедучий – Евгон не пребывал, завидев меня, он цвёл душистым цветом. И умилялся так, словно я продолжаю ползать по замку на пухлых карачках, пуская пузыри и оставляя лужи. Когда тебя так любят, трудно сердиться за сиюминутное желание выдрать тебя, как сидорову козу.

Остальные жители замка не одобряли меня молчаливым хором. И молились во здравие его милости Сарга, так удачно заменившего мне отца. Только Клор вскидывалась каждый раз, когда моя забубённая головёнка в его лапах моталась чересчур уж резко. С такой-то шейки и вправду отвалится.

Вторая группа зрителей занимала партер и откровенно радовалась поездке в цирк. Прямо на снегу под охраной ребят Мейхалта сидели три десятка здоровенных лбов в лохмотьях и колодках. В каждом из них любой житель танагратии Одния даже сослепу признал бы диких сородичей Сугардара Бешеного из Олластала. Этих моряков взяли в море на горячем: они самозабвенно пиратствовали в перерыве между эскортированием купеческих караванов.

У Руфеса с Конгломератом северных островов уже несколько веков действовало жёсткое соглашение: коли мы поймаем твоих граждан за пиратством, не обессудь – они получат по полной программе. Выкупить их ты можешь…, если сильно захочешь. Потому, как сумма выкупа ударит по карману преизрядно. Отпустить их – мы отпустим. Аккурат после того, как они искупят добросовестным трудом в местах, где хороший хозяин собаку на улице не повесит. Требовать возврата безвозмездно… Тоже можно, если деньги некуда девать, кроме полномасштабной войны или покрытия ущерба от разгромного эмбарго.