Супруг доставил меня прямиком к родному порогу. Передал Саргу с рук на руки и даже не остался перекусить. Их прощальную дискуссию, я, честно говоря, прошляпила – боролась с шоком. Начнём сначала – с замка, который убил меня наповал, едва мы взобрались на горку, претворяющую ворота в ад. Что такое баронский замок я, как любая добропорядочная суррогатная англичанка, знала назубок. Это стены, башни, донжон, вылизанный внутренний двор, зелёные насаждения, чистенькие хозяйственные постройки в сайдинге, интеллигентная прислуга и гараж на пять машин. Своими глазами видела! А что у меня в составе наследства – будь оно неладно?
Стены, восемь башен, посередине донжон – тут вроде сходится. Всё выщербленное, наперекосяк, ломанное-переломанное осадами и происками нартий. Но, в принципе, сходится. А теперь представьте, люди добрые: всё это каменное уродство сверху накрыто чем-то вроде железной сетки на толстенных железных же балках. Эти испокон ржавеющие дуры толщиной в мои – пардон – ляжки расходятся лучами от макушки донжона к каждой из дышащих на ладан башен. Между лучами проложены балки поуже. На них растянута эта самая железная сетка, на обновление которой уходит львиная доля доходов моей нищенской казны. Львицына часть отпускается моим добрым рачительным управляющим – то есть урядчиком – Евгоном на масло, которым это гротескное сооружение предохраняется от окисления. И, как следствие, осыпания на головы охряной трухой. Ходить по внутреннему двору с такой дамокловой паутиной над головой я лично не научусь и за год.
Хотя и без этой надголовной боли по внутреннему двору я ходить отказываюсь. Чего вообще моя предшественница агрия вздумала помирать от слизняка? После детства, проведённого в этой клоаке, она могла десяток слизняков сдюжить – пусть и грешно с моей стороны так шутить.
Зелёные насаждения присутствуют. Во-первых, клочки земли в более-менее ровных местах, на которых растят мой плачевный урожай зерновых. Во-вторых, жирные густые хвойные леса, норовящие задушить очаг человеческой цивилизации. Хозяйственные постройки радуют: сложены из вековых бревен, не порубить, не подорвать. А в случае осады быстро разбираются и летают со стен на головы нетерпеливых охотников за чужим добром. Сайдинг пропустим. Гараж помянем в молитвах. Прислуга – золото. Безграмотная, относительно чистоплотная, работящая до хруста зубовного. Взасос обожает свой замок, свою агрию, своего танаграта, свою страну. Но, всего этого катастрофически не хватает для мало-мальски человеческого существования на лоне замковой природы.
Моим первым – после инфаркта – шагом землевладелицы был общий сбор личной гвардии за стенами замка. Поклонилась я в ноги добрым молодцам с молодцеватыми ветеранами и попросила прощения. Дескать, для того, чтобы вы охраняли мой замок, его ещё лет двести ремонтировать нужно. А вы не доживёте до этого счастливого дня. Да и я не доживу. Да и сам замок. Так что освобождаю от данного мне слова. Выдам жалование за два месяца и прощайте, не поминайте лихом. Сарг возвышался надо мной могильной плитой, под которой не стыдно упокоится даже супруге самого танаграта Однии. Я ждала от мужиков…
Да не знаю, чего я от них ждала! Но они меня разочаровали и в этом. Ни один с места не сдвинулся и со службы не съехал. Я к Саргу: что за притча? В чём подвох? Оказалось: им до судорог интересно послужить агрии, которая, к тому же Внимающая. Которую до смерти боятся слизняки, считают оборотнем безмозглые, и не могут прибить. И которая, в довершение заслуг, ещё и с нартиями приятельствует. Это же по совокупности тянет даже не на Внимающую, а на внебрачное дитя самого настоящего бога. Меня чуть кондрашка не хватила! Выжила и пошла дальше.
То есть по трём моим деревенькам. За что уважаю Руфес, так это за отсутствие рабства и крепостного права. Северяне – завзятые рабовладельцы. На юге земледельцев прикрепляют к земле намертво. А в Руфесе каждый крестьянин абсолютно свободен. За долги и прочие не слишком тяжкие преступления он может отдать свою судьбу в руки одного аграта. Такая у крестьянского сословия привилегия кормильцев государства: можно отработать срок наказания в каменоломнях, на соляных рудниках, в общем, куда пошлют. А не хочешь, так оставайся делать, что умеешь: пахать землю, принимая крепостную повинность на определенный судом срок.
При этом с головы осуждённого и волоса не упадёт по прихоти аграта или вольной крестьянской общины, забравшей его на работы. За смерть такого человека наказание от таната Руфес будет двойным: и за убийство человека, и за порчу государственной собственности, коей являются отбывающие наказание. А любое государство, как известно, без энтузиазма относится к покушающимся на его собственность. Естественно, практически все нагрешившие на срок заключения крестьяне предпочитают оставаться на земле. В результате, Руфес имеет отсутствие тюрем с необходимостью их содержать и трепетно преданный народ. Чего ж не трепетать, коли весь остальной мир куда хуже.