Репатриация на чужбину

И дальше по тексту. Теперь уже целиком. Мой голосок хрустальным ветерком носился по расщелине, со звоном отскакивая от грубых стен и не разбиваясь. Надо же: сподобили боги сделать очередное открытие в организме, которому от этой находки уже ни холодно, ни жарко. Занимаясь вошедшим в привычку самолюбованием, не сразу расслышала надвигающееся шуршание по камням. Едва песня подошла к интонационно зафиксированному концу, я захлопнула рот. А шуршание вмиг прекратилось. Зубы приблизились, и мне, наконец-то, стало страшно. Помирать, так с музыкой – учили меня разудалые предки, и я последовала разумному совету.

– Целую ночь соловей нам насвистывал…

Фильм «Дни Турбиных» стоило снять из-за одного этого романса. Как оказалось, я всегда была права с этой оценкой: меня всё не ели и не ели. Хотя зубы подползли ещё ближе и подтянули за собой всю остальную плоть. Хорошая была плоть: громадная, гладкая, в искринках отражённого костра. И, вероятно, ненасытная. Ещё круче были пристёгнутые к ней крылья летучей мыши с многообещающими крючьями на локтях, торчащих вперед. Ножки тоже ничего: коленки мозолистые, пальцы музыкальные, ногти XXL с отличным перламутровым маникюром. Морда вытянутая, пасть глубокая. Вместительный такой ротик – контейнер обзавидуется. От самого носа до затылка где-то под кожей проложены две трубы. Выскакивая из головы, они превращаются в два длинных прямых острых рога чуть длинней моей руки. Но и рога не слишком портят всю композицию. Да что там! Красавица же безо всяких дураков.

Словно прослушав мои мысли, как какой-нибудь радиоспектакль, плоть дружелюбно качнула головой и потребовала:

– Гырррр!

Я захлопала глазками, соображая, в чём меня обвиняют. Или куда приглашают пройтись.

– Фыр-р-р-р, фыр, фыр-р-р-р! – отчетливо продекламировал внезапно успокоившийся Тех.

Почти пропел… Неужели? Я правильно их обоих поняла? Набралась наглости и уточнила:

– Ещё спеть?

Плоть неопределенно качнула длинной гибкой шеей. А вот Тех не заставил сомневаться – его головка закивала со скоростью дождевых капель. Да, пожалуйста: петь, так петь – не жалко.

О! Как они меня слушали! Просто-таки растеклись по земле, блуждая по сторонам глазами с этой – как её – с поволокой. Таким отрешенным, глупым взглядом, что я не выдержала и прыснула прямо посередь музыкального произведения. Зашипели на меня эти гады в два голоса! А со звёздами сцены так себя не ведут – я точно помню. Не совсем ещё у меня из башки выветрились телевизор и концертные залы. А потому, честно допев до конца очередной романс, я захлопнула рот и предупредила:

– Это была последняя. У меня уже в горле першит. И вообще! – нахально повысила я голос. – Пора спать. Утром попоём.

Наплевала на свои страхи. И, лязгая зубами от ужаса вперемешку с осенним холодом, свернулась клубком у затухающего костра. Простыну, так простыну. Сдохну, так сдохну, а за дровами не пойду.

Глава 19

В которой меня вызволили и…

Водворили

«Там, на земле мне подавали грош и жерновов навешали на шею». Я знаю, как определить: гений поэт, или комбинатор виршей. Если Марина Цветаева докопалась до корней всех моих досад, проблем и бед, значит, гений. А тот, кому я неинтересна, так себе написатель. Под его стихи мне себя вовек не похвалить, не пожалеть. Последнее нынче в приоритете чуть не каждый божий день. Это же уму непостижимо! Одна из ярчайших представительниц легендарного всемогущего Ордена Отражения валяется, свернувшись клубком, у затухающего костра. И, лязгая зубами от ужаса, ждёт, кто облагодетельствует её хворостом. Ни одна свинья не появилась. Мстительно поклявшись простыть и сдохну, я всё-таки ухитрилась заснуть.

Утро, как по заказу, выдалось жгуче-холодным, но мне было тепло. То есть всесторонне тепло, а лицо замёрзло. Ещё не открыв глаза, я по древней священной традиции землян потянулась к будильнику… и замерла. Рука упёрлась в жёсткий, но тёплый бок. Даже слишком тёплый. Хочешь-не хочешь, а заглянуть в лицо опасности придётся. Так и есть: моё тело покоилось в монументальном бронированном кольце сине-зелено-коричнево-серо-буро-оранжево-блескучей плоти, с которой у меня накануне завязалось знакомство. Я села. Плоть пошевелилась, горячо и вонюче дунув мне в затылок. Я обернулась… Мама!

Нартия укоризненно покачала мордой перед самым мои лицом. И шмыгнула носом с таким присвистом, что у меня заложило уши. А Тех забрался мне на грудь и полез целоваться. Потом был утренний туалет, причём у всех троих. Потом я вновь добывала огонь, а нартия подтащила к нему мёртвую тушу незнакомого обра. Даже вовсе и не обра, а какого-то оленя с обличающими нас стеклянными глазами. Она деликатно отхватила у него заднюю ногу и захрустела. Тех деловито запрыгнул на олений бок. Шмыгнул к обнажившемуся из-под шкуры мясу и принялся бесцеремонно пожирать чужую добычу. Я, было, шикнула на обормота – он вылупился на меня, как на юродивую и потарабанил лапками по обломку торчащей из туши кости.

– А что, можно? – дерзнула и я.