Репей в хвосте (СИ)

— Господи, Слав, во-первых, кому как не ей знать, кто отец, а во-вторых, какая, в сущности, разница? С моей точки зрения, а опыт, согласись, у меня есть, отец не тот, кто зачал, а тот, кто душу вложил, носил ночами на руках, когда животик пучило, шлепал по заднице, когда он (или она) шкодили, подсматривал в окошко, с кем у подъезда целуется — достойная кандидатура или нет… — я все еще молотила языком, когда меня вдруг пробило. — Слава, да ты никак Лидушу у мужа увел!

Мотоцикл вильнул по дороге, и нас подбросило на ухабе так, что я чуть было не прикусила свой болтливый язык. Но посудите сами — чего бы он стал со мной обсуждать подобное, если бы я не была заинтересованной стороной? Парень молчал долго, явно сдерживался, а потом…

— Ни фига я ее не увел! — воскликнул отчаянно, сердито.

— Так чего телишься? — заорала я не менее гневно — ох уж мне эти мужики! — Уводи поскорее, да и дело с концом! Э… Только забудь, что я тебе это говорила и никогда не вспоминай. Хорошо?

Облегченное ржание (иначе не назовешь), которое я услышала в ответ, было лучшим, что случилось со мной за последнюю неделю… Если не считать недавних Ванечкиных слов… И того, что я все-таки вернулась к нему живой… И того, что встретилась со Славой Ильченко и с Медведем Ивановичем… И еще с Никой… Я буду не я, если не сосватаю ему какую-нибудь хорошую дивчину! У меня, ведь, оказывается, это получается! Господи, да жизнь вообще отличная штука! И я не хочу, чтобы ее отобрали у меня по пока совершено непонятной для меня причине незнакомые мне люди! Я все узнаю, и уж тогда-то они у меня попляшут!

Дядя Веня встретил нас радушно, хотя и несколько настороженно. Славка тут же был отослан на кухню с поручениями касательно ужина, а я поднялась следом за хозяином на галерею. Он выслушал меня молча, качая седой головой. Потом просмотрел запись с диска, глянул в петренковскую бумажку. Задумался. А потом, хлопнув себя по неподвижным коленям, сказал.

— Ну что ж! Выходит так, что ждать больше нельзя. Не очень я еще готов, да что делать. Человек предполагает, а бог располагает, — потом поднял на меня глаза и продолжил. — Твой ход, Маша. Я думаю, твоя компания заинтересуется тем, что одну из ее ведущих сотрудниц пытались убить.

— Так вы хотите…

— Да. Этот диск и эта бумажка должны оказаться в эфире с соответствующими комментариями. И чем скорее, тем лучше.

— А?..

— Нет. Предысторию не трогай. И Ивана не поминай. Просто этот последний случай.

— Но ведь тогда тот второй, Лелик, останется как бы и не при чем.

— Нужно просто обозначить участие ФСБ в твоей судьбе. Засветить их. Остальное и главное все равно будет делаться внутри самой Службы. Чеботарев, чего бы он ни хотел добиться, провалился, а у нас такие не задерживаются. За ним и Крутых скатится, если запачкался. Опять же по факту начнется внутреннее расследование, которое наверняка многое выяснит, а значит информация дойдет и до меня. Я уж постараюсь это устроить. Что же касается твоего Ивана… Поузнаю, конечно, про то заведение, но без гарантий. Подобных тихих неприметных углов много, и все они более чем хорошо засекречены. Правда, по опыту могу сказать, если то, что произошло с ним, результат промывания мозгов, память, скорее всего, не вернется к нему никогда. Может, это и хорошо, потому что контингент тех, кто попадает в подобные места, хоть и широк, но не включает в себя людей безобидных. Я видел, как он дрался с твоим отцом. Память может безмолвствовать, но тело помнит действия когда-то доведенные до автоматизма. Он профессионал, Маша. Кто его готовил, для чего, а главное, почему все закончилось именно так, а не иначе, теперь, наверно, так и останется тайной, погребенной под обвалами его личности. Что же до остального… Не знаю, что и сказать тебе. Так-то вот.

— Он хороший человек, дядя Веня, и он любит меня.

— Когда Диогена спросили, что заставляет человека видеть в другом человеке качества, которых у него нет, и не замечать те, что есть, он ответил — зависть. Я же прибавил бы сюда и любовь… И ненависть… — полушепотом закончил старик и отвернулся, по всему видно уже думая о своем.