Репей в хвосте (СИ)

Я попыталась представить себе Ивана. Как он сейчас? Весь в бинтах? Упал с высоты террасы на бетон… Позвоночник! Господи… И голова… Бедная его головушка. Неожиданно пришел на память мультик «Том и Джерри», когда кот ударяется головой и ему вдруг начинает казаться, что он мышь. А потом в течение всей серии его бьют по голове, стараясь привести в чувство, а он то снова становится котом, то опять превращается в мышь. Я начала хихикать, и еле смогла взять себя в руки и перестать, какой-то не охваченной общим настроением частью мозга отчетливо понимая, что это самая настоящая истерика.

В палату вернулась Наташа. Почти сияющая.

— Он обещал похлопотать. Быть может, Перфильева смогут освободить? Главное, чтобы Иван не умер… Ох!

— Да, это действительно главное, — резковато подтвердила я. — Что с ним? Что говорят врачи?

— Мне сказали только, что, судя по всему, позвоночник не поврежден, а значит, паралич ему не угрожает. Руки, ноги целы. Так что основное — ушиб головы. Пока он без сознания.

— Надо сообщить им, что он страдает амнезией. Это важно.

— Амнезией? — Наташка изумленно вытаращила глаза.

— Да. Четыре года назад попал… в катастрофу. Видимо, тоже был сильный ушиб головы. Когда очнулся, из памяти ушла вся прошлая жизнь. Восстановить не удалось даже имя…

— Так вот почему Иван Иванович Иванов…

— Да. И вот опять… Господи, ну за что?! Где врач? Когда мне можно будет вставать? Я хочу его видеть! Ох! Нет! Не это сейчас главное! Дай мне телефон. Я должна позвонить деду. А ты сядь рядом и слушай. Это тебя тоже касается.

Отец откликнулся почти сразу и, как обычно, по-военному четко.

— Лунев. Слушаю.

— Папа…

— А… Оклемалась?

— Да. Спасибо, — хотя за что? Ну ладно. — С Васей все в порядке?

— Да. А что, собственно, может произойти?..

— Мне звонили и угрожали. Угрозы эти непосредственно касаются детей. Пока я в больнице, мне бы хотелось, чтобы ты взял под свою опеку не только Васю, но и Наташу. Только… Папа, это может быть опасно. Аслан…

— Да я эту чеченскую морду в лепешку размажу, если он только посмеет…

Далее разговор сделался неконструктивным, но главное все же я для себя уяснить смогла — дети будут под надежным присмотром. Отключила телефон.

— Мама… — Натка дотронулась до моего плеча.

— Так-то, милая, — собственный голос долетел словно издалека.

Как же я устала… Уже… Стиснула зубы. Мне нельзя болеть! Только не сейчас! Где этот Витаминыч, черт его дери? Посмотрела на дверь. Нет, не вошел. Странно. Мне было показалось…

— Наташа, езжай к деду и оставайся там. Мне так будет спокойнее. И прошу тебя, сдерживайся. Дед у тебя не подарок…

— Не волнуйся, мама. Я уже знаю, к чему может привести… — закусила губу, встала, потом неловко клюнула меня в щеку и, подхватив сумочку, пошла к дверям. — Я буду звонить.

— Хорошо.

Улыбнулась, открыла дверь и с размаху врезалась в чей-то живот. Он был так объемист, что казался чем-то отдельным и самостоятельным, тем более что виден был только он — сам его хозяин все еще оставался в коридоре. Наташа извинилась, обогнула эту поразительную плоть и, махнув мне последний раз, исчезла. Живот же двинулся вперед, постепенно перерастая в коротенького, совершенно лысого и потому особенно шарообразного человечка в белом халате, который он и не пытался застегивать. Витаминыч, а я почему-то совершенно не сомневалась, что это именно он, докатился до моей кровати и с некоторой опаской, кряхтя, опустился на стул.

— Ну-с. Мария Александровна, как настроение?

— Раздраженно-потрясенное.

— А вот мы укольчик, и все будет ладненько и спокойненько.

— Не надо мне такой укольчик. Мне бы, Юрий Вениаминович, другой, чтобы на ноги скорее встать.

Деловито сопя, обернул мне руку черным полотном тонометра, накачал воздух, вздернув короткие бровки, посмотрел на результат.

— Поспешишь, людей насмешишь, Мария Александровна.

— Пусть смеются, а мне не до смеха.

— Слышал, слышал.

— Вы видели его?

— Его?

— Ну… Иванов его фамилия. Привезли вместе со мной.

— А… Нет. Не моя епархия, — завладел моей рукой.

— Мне бы узнать… Глядишь, и укольчика бы не понадобилось, — улыбнулась заискивающе, стараясь не думать о том, как сейчас выгляжу.

Посмотрел задумчиво — то ли пульс считал, то ли что прикидывал. Потом засопел еще громче, словно пар разводил, и поднялся.

— Зайду еще разок ближе к вечеру.

— Да подождите же! Что со мной? Долго мне еще валяться?

— Тише-тише. Учитесь у древних. И спешить надо медленно.

Вышел, и почти сразу же в палату вплыла медсестра, позвякивая подносом, на котором был нехитрый больничный обед. А на десерт оказался шприц… Я проснулась, когда за окнами уже темнело. Меня опять навестил уютно сопящий Витаминыч, и все повторилось — давление, пульс, пожелание хранить спокойствие и уверения в том, что все болезни у нас исключительно от нервов, а потом ужин и опять шприц…