«Эник, тебе надо идти…» Придумала же уменьшительно-ласкательное. Как она умела образно говорить! «Эник, ты задумчивый, как иероглиф…» Или когда обижалась на что-нибудь: «Лю, ты меня не з-лю-кай…» И как она могла полюбить такого? — в очередной раз озадачился Эньлай перед зеркалом.
Когда Лю подъехал к храмовой площади, какой-то мужчина, увешанный оружием, судя по всему, раздавал поручения усталым испуганным людям. Значит, в городе люди оставались.
— О, только косоглазых нам не хватало… — эту фразу произнёс парень, который сидел, привалившись к колесу тонированного джипа. Обе руки у него были перевязаны, а на всё происходящее он смотрел с откровенным пренебрежением, даже ненавистью.
Эньлай не обратил на его слова никакого внимания, а сразу подошёл к тому, который показался ему старшим.
— Что тут происходит? — спросил он.
Никонов посмотрел на него внимательно и лишь потом ответил:
— Что? Пытаемся жить, пока не поймём главное.
— Что главное?
— Для чего мы здесь остались.
— По-моему, важнее понять, где наши близкие.
— Одно другому не мешает.
— И что вы делаете?
— Каждый будет заниматься своим делом. Электрики будут смотреть, что можно сделать для подачи энергии, пекари — печь хлеб, врачи — лечить… Вы кто по профессии?
— Я коммерсант. Торгую БАДами.
— Чем?
— Биологически активными добавками.
— А-а, — разочарованно потянул Никонов. — Меня зовут Олег.
— Эньлай, но можно проще — Лю. И можно на «ты». Мне кажется, не время миндальничать.
— Что ты ещё умеешь делать, кроме как продавать БАДы, Эньлай?
— Всё.
— Мощное заявление.
— Я действительно умею многое. К примеру, даже водить самолёт.
— А попроще?
— Могу — готовить. Могу — стрелять, — Лю кивнул на автомат. — Могу — лечить. У меня вообще-то медицинское, фармацевтическое образование. Второе, правда…
— Отлично, у нас в больнице люди. Там один врач на всех. Интересный парнишка. Не в себе. Надо будет ему помогать. А то он утверждает, что ему помогают Ангелы и святые.
— Может быть, — согласился Эньлай.
— И вот ещё что: на улицах надо быть осторожнее. Собаки как-то быстро одичали, кое-кто видел диких животных. Пока только лося и лису, но кто знает…
— А оружие — только у тебя? — Лю вопросительно прищурился, и его глаза превратились в две узких линии.
— Пока только у меня. Надо будет, дадим и тебе.
— Кто вообще остался?
— Никакой видимой закономерности нет, — задумчиво ответил Никонов, — но твёрдо можно сказать одно: нет ни одного человека, у которого все были бы дома. Мы решили тут собираться каждое утро…
— А ты уверен, что все, кто есть вокруг, — это те, за кого себя выдают? Что они вообще есть?
От такого вопроса Никонов растерялся. Он ещё раз пробежался взглядом по тем немногим, кто ещё оставался на площади, словно таким образом можно было ответить на вопрос Эньлая.
— Я об этом не думал, — тихо признался Олег. — Похоже, тебя тоже посещали?..
— Да.
— Кто-то из прошлого?
— Как голос совести.
— М-да… Закурить есть?
— Я не курю…
— Я тоже… Бросил. Казалось бы, давно. А теперь — будто вчера.
— Увезёшь этого, — Олег указал на парня у джипа, — в больницу.
— Кто его?
— Я подстрелил.
— За что?
— Он перепутал наш город с местами не столь отдалёнными. И у него было оружие.
— Понятно.
— Тут каждый остался со своими какими-то странностями…
— Наташа говорила: свои скелеты в шкафу.
— Какая Наташа?
— Жена.
— А у меня Ксения говорила: свои тараканы.
Оба понимающе переглянулись.
— Ты крещёный китаец? — спросил вдруг Олег.
— Да. Не знаю только, насколько я верующий.
— Многие китайцы крестились, особенно когда война началась…
— А она и не кончалась последние двести лет. Думаешь — это Конец Света?
— Тут без меня специалисты по этому вопросу есть. Макар зовут.
— Священник?
— Нет, могильщик.
— Могильщик?
— Ну да, с лопатой не расстаётся. Как повар с ложкой.
— Как ты с автоматом?
— Ну да… Если бы был священник, всё было бы понятнее. Я так думаю.
— Значит, это ты бил в колокол?
— Я.
— А в храм кто-нибудь догадался зайти?
— Да вроде одна бабулька с внучкой туда пошли. Да Макар этот с каким-то профессором следом за ними.
— Мне тоже надо. Наташа сказала.
— Как сказала? — удивился Никонов.
— Я спал, а голос её слышал.
— А-а… Пойдём вместе. Аня, пойдём.
— Это кто? — тихо спросил Эньлай.
— Соседка, ночью насмотрелась, до сих пор не может в себя прийти.
Олег уверенно пошёл впереди, но у дверей Воскресенского собора растерялся — вспомнил об оружии. Эньлай быстро сообразил, что его тяготит: вроде в храм с оружием нельзя, с другой стороны — не факт, что его можно оставить на пороге или вообще где-то оставить.
— Казаки с оружием, кажется, ходили, — то ли придумал, то ли действительно вспомнил откуда-то Лю.
— Священников нет, замечания никто не сделает, — подбодрил сам себя Никонов и потянул тяжёлую, обитую гравированной бронзой дверь.
— Господи, что это? — замер он на пороге.
3