Репетиция апокалипсиса: Тайная история атомных учений в СССР. Тоцкое-1954

– Не сразу после взрыва, а в начале 60-х годов мы все (я имею в виду свое поколение) вдруг стали хорошо знать, что такое рак, лучевая болезнь, лейкемия и тому подобное. Но не потому, что нас медицина просветила на опыте Японии. Нет. Как-то незаметно, исподволь эти понятия вошли в нашу жизнь и вдруг стали обыденными, повседневными. То есть начали умирать еще не старые люди, а то и совсем молодые, именно от этих болезней. Я, наверное, никогда не забуду мальчика пяти лет, у которого в поликлинике брали кровь на анализ (примерно в 1962–63 году), а она была бледно-розового цвета. Вскоре он умер от лейкемии. А еще была соседская девушка Нина, которая умерла примерно в 1975–76 году. Диагноз тот же – лейкемия. А было ей всего 25 лет. Но наиболее заметно для меня было вот что. В нашем «ауле», в котором я рос (район вокзала), жили практически одни железнодорожники. Так вот, в конце 60-х они потихоньку начали вымирать. Причем первыми – машинисты, помощники и кочегары. В 50-е была еще паровозная тяга, а в 60-е – уже тепловозная… А вслед за ними пошли путейцы, но не все, а те, которые более-менее часто в 50-е годы выезжали в командировки на участок Тоцкая–Сорочинская. Причем умирали они, как правило, не дожив до пенсии либо успев получить ее один-два раза. Когда умирал очередной, и опять, как и многие до него, от рака, окружающие объясняли это очень просто: «Что же удивляться? Он ведь часто бывал в Тоцком после взрыва». Все это я знаю не с чьих-то слов, все это я видел и слышал сам. Интересно отношение населения к происходящему. Я бы сформулировал это таким образом: «Правительству надо было провести испытания атомной бомбы на живых людях, в густонаселенном районе. Оренбуржью не повезло, потому что выбор пал на нас. Умирать придется раньше срока – ничего не поделаешь, значит, так надо ради каких-то высших интересов. Не мы – так кто-то другой». Вот это почти дословно я много раз слышал от отца, родных и знакомых. Причем говорилось это без возмущения или недовольства, скорее как-то покорно-обреченно. Мы же не можем, мол, как американцы, испытывать бомбы на японцах, приходится на своих. Если сейчас Минздрав СССР (напомню: это письмо я получил в конце 1990 года. – В. М.) запрещает связывать онкологические заболевания с пребыванием в Чернобыльской зоне, то что же было в середине 50-х годов? Тогда все прекрасно осознавали: все, что связано с атомным взрывом, должно быть покрыто завесой секретности. Начать оказывать эффективную медицинскую помощь населению – значит, разорвать эту завесу. А кто мог решиться на это? Да, Сталин к тому времени уже умер, но грозный облик Лаврентия Павловича очень крепко сидел в сознании людей. Значит, все, тупик. Умирай, но молчи. Что и делали. Мои земляки просто-напросто оказались один на один с атомной смертью. Не могу согласиться с предположением, что жертвы (последствий Тоцкого взрыва среди гражданского населения Оренбуржья. – В. М.) исчисляются десятками или сотнями. Убежден, что их тысячи, а наиболее вероятно – десятки тысяч. Я реалист, военнослужащий, офицер и реально представляю, что такое атомный взрыв и каковы могут быть его последствия, как прямые, так и косвенные. Ведь нельзя забывать, что радиация воздействует и на генетический код живых организмов, значит, пострадавшие могут быть и во втором, и в третьем поколениях.

К сожалению, Виктор Иванович не ошибался. Преподаватель Оренбургского государственного педагогического университета В. Г. Семенов, детство которого прошло километрах в пятнадцати от Тоцкого полигона, вспоминал:

– Через десяток лет после взрыва начинают умирать от рака люди, среди них и моя мать. Наша соседка, еще более молодая, погибла от рака крови. Много было случаев заболевания раком кожи у жителей окрестных деревень… В 1984 или 1985 году я был на студенческой научной конференции в Оренбургском госмединституте. Было подготовлено и сообщение о мутациях новорожденных детей в Тоцком районе, показано множество заспиртованных уродцев. Как мне показалось, сообщение было доказательным, но несвоевременным, оно опередило решение о рассекречивании на несколько лет. Поэтому и реакция на него была закономерной – институтское научное руководство заявило: «Неубедительно. Да, мутаций много, но их даже больше в других районах области». Однако доказательств данного тезиса не последовало.

Письмо жительницы Приозерского района Ленинградской области Надежды Бочкаревой, написанное в ответ на перепечатку моей статьи «Репетиция апокалипсиса» в «Комсомольской правде» от 14 сентября 1990 года, переслали мне из Москвы, из редакции «Комсомолки». «Собиралась написать давно, – признавалась она, – но было страшно, думаю, знаете сами почему». Надежде Никаноровне исполнилось восемь лет, когда над ее поселком Михайловским (не существующим теперь) Люксембургского, а ныне Красногвардейского района Оренбургской области проплыло атомное облако.