Replay

Поворачивается, сжимая сильной рукой подголовник пассажирского сидения. С несколько долгих секунд удерживает в своей власти прикованный к себе взгляд. В неспособности отвести его от сосредоточенно всматривающихся в меня глаз, остаётся лишь ощутимо сглотнуть, в попытке орошить пересохшее горло. Антон не давит на меня грузом, подобно Всеволоду. Он, создаёт ощущение, словно и вовсе не требует ничего взамен. И это, порой пугает сильнее. Ввергает в недоумение. Он… Путая мысли, будто бы снисходительно позволяет мне играть выбранную по ситуации роль, наблюдая со стороны, как далеко я смогу зайти в отступившей от сценария импровизации. Смеривает всей серьезностью обманчиво спокойного взгляда, вынося, понятный лишь ему самому, вердикт:

– В отличие от тебя, я прекрасно знаю, из чего хочу выпутаться.

"Имеешь на это право"… так и хочется попытаться донести свою правду, но молчу, поджав губы. Дергая, уже дважды, не поддающуюся с первого раза, пассажирскую дверь. Выхожу, не оглядываясь. Скрывая за громкостью голоса, появившееся в нём дребезжание:

– Тебе прямо до упора! Мне направо.

– Как скажешь, – отзывается тихо. И это последняя фраза, которую я слышу от него до момента захлопывающейся за спиной двери. Влетая, в крохотную гримерку, будто бы за мной кто-то гонится. Протяжно, с болезненным стоном, выдыхая, опершись о деревянное полотно.

– В порядке? – поднимая бровь, искривляя губы, уточняет коллега "по цеху" вместо приветствия.

– Буду, – заверяю на выдохе. Запоздало отвечая: – Почти.

Хмыкает, отворачиваясь. Бурча себе под нос едва различимо:

– А я предупреждала, что связь с подобным мужчиной для тебя не под силу.

Ещё одно бесполезное замечание за истекший день. Все знают о происходящем вокруг намного лучше, чем я. Сама.

Выход на сцену слегка успокаивает. Позволяет не думать. До определенного момента. На поигровке второго акта в один миг цепенею, не понимая происходящего. Сбиваюсь с мысли о том как звучит следующая реплика. Не слыша суфлера, всматриваюсь в темноту зала, пронизываясь разом не разбиваемым на части потоком из непонятных эмоций и чувств. Ощущая излишнее присутствие рядом. Спазм, сжимающий внутренности в стальные тиски. Обострение страха, кричащего о том, что я делаю всё не так… Эхо-локация, твою мать! В пустом зале, кроме постановщика и обслуживающего персонала, должен быть АС, дожидающийся прибытия хозяина. Но присутствие первого всё это время, на удивление, не сбивало меня с толку… Неосознанно фокусирую взгляд, пытаясь очертить в пустоте незримые контуры знакомой фигуры. Я боюсь их встречи. Здесь. Чёрт побери! Боюсь быть разоблаченной им…

Грохот сердечного ритма не усмирить в одночасье. Гул в ушах, порождает собой усиление головокружение. Все возникшие разом симптомы кратно усиливает недовольный выкрик режиссера, призывающего остановить замершую на сцене игру. Его голос доносится точно в рупор, находящийся на расстоянии в десяток сантиметров от ушной раковины. Раздражает рецепторы, вызывая желание заткнуть уши руками, но, в то же время, объявление пятиминутного перерыва отдается в вибрации перепонок благодатной музыкой.

Односложно извиняясь, спешу скорее выйти на воздух, передвигаясь быстрым шагом, вдоль стенки слабоосвещенного коридора. Ощущая всё более усиливающуюся, затемняющую глаза, дурноту.

– Котова! – взвывает постановщик, едва я успеваю расправить лёгкие, оказавшись на улице. – Практически крайний прогон! Что ты позволяешь себе вытворять?

Потирая пальцами виски, оправдываюсь духотой помещения и перетянутой шнуровкой корсета. Дышу через раз, максимально наполняя воздухом грудную клетку. Усмиряя резко подступающий посыл тошноты, буквально обжигающий кислотой пересохшее горло. Совершаю несколько больших глотков из поданной кем-то бутылки воды. Благодарю, ссылаясь на то, что смогу отыграть сцену дальше. Смогу. Не зная, кого пытаюсь уверить в этом больше. Себя или же окружающих. Смогу. Вполне. Как учили. Несмотря ни на что. Взять себя в руки. Иначе он поймёт. Всё поймёт. Если, конечно, уже… не понял.

Спустя час, ослабив шнуровку корсета, сижу, разглядывая своё отражение в зеркале. Бледность кожи коснулась даже линии скул, разительно отличаясь от заявленного на этикетке тона, тщательно нанесенного на лицо перед выходом . Губы же наоборот приобрели синеву, пробивающуюся сквозь бордовый оттенок. Организм не справляется с внутренним перенапряжением, выставляя напоказ надломы, которые я тщательно пытаюсь скрыть. Как я смогла докатиться до подобного состояния? Утверждают, длительное состояние стресса разрушает, но чтобы так явно… Отыграть радость встречи вполне можно и с подобным "лицом". Да, только, червь сомнения гложет тем, что Всеволод мне навряд ли поверит.

Стираю салфеткой помаду, подрумянивая скулы. Наношу на губы насыщенно алый. Отражение в зеркале становится более пошлым. Отчасти. Но теперь игрушка не выглядит настолько потрепанной. Ей, возможно, даже захочется уделить какое-то внимание. Взять с собой. Пусть и всего-то на некоторое время.