Репортаж без микрофона

Уступил Качалов. Уступил — и тем самым выиграл. Нет, это вовсе не алогизм. Судите сами: Василий Иванович вышел на авансцену, прямо к рампе. Улыбнулся. Поднял правую руку (зал замер в ожидании) и почти шепотом, необычайно доверительно проговорил: «Сергей Есенин, «Собаке Качалова»»… В любом другом случае вспыхнули бы аплодисменты. Ведь и без того любимое и известное всем стихотворение пользовалось большим успехом, а туг сам Качалов читает стихи своего друга-поэта, посвященные его — Качалова — собаке… Артист присел на стул, расстегнул по-домашнему пиджак, зажал руки в коленях и начал. Нет, не нам читал в тот день Василий Иванович стихи Есенина. Он был у себя дома, перед ним сидел любимый Джим. Дрожащими обертонами, на самых «низах» звучал обвораживающий, обволакивающий голос Качалова, и тихо лилась чарующая музыка есенинского слова… Вот так сумел гениальный чтец пригласить и поместить огромный заполненный зал Тбилисского оперного театра в свою крошечную уютную московскую квартиру в глубине двора Художественного театра…

Говорят, в музыке главное — гон. Ведь ноты «Лунной сонаты» Бетховена и «Времен года» Чайковского — одни и те же для всех исполнителей. Они написаны и через тысячу лет будут читаться и том же порядке, ритме, в том же размере. Но вот это «си», а затем «до» или «соль» каждый играет по-своему, в различном тоне. В этом и заключается мастерство и дарование исполнителя. И еще одно. Любой виртуоз не каждый раз играет одинаково. Сегодня эта нота звучит не гак, как вчера, и бог весть как будет звучать завтра. Тональность определяет сиюминутное вдохновение. В этом — магия искусства, его неповторимость.

Так вот, в тот день Качалов попал в нужную и неповторимую тональность. Все было потрясающе. Жесты артиста и осанка, тембр голоса и паузы, слова и подтекст.

Всего 25 строк в этом стихотворении, несколько десятков слов, а за ними целый мир поэтических грез и актерских видений. Такое бывает раз в жизни, либо не бывает вообще. И счастлив тот, кто присутствовал при этом, кому так безгранично повезло…

Только выходя из театра, мы уразумели, что очень припозднились.

— Ваши документы?! — «сделав» строгое выражение лица, обратился к нам патрульный, почти наш ровесник. Он наверняка поверил нам, что мы были на вечере Качалова и ни в чем другом не «повинны». Но строгие правила комендантского часа не допускали никаких исключений… Ночь мы провели в отделении милиции. Задержанных было так много, что нас долго размещали — почти до утра, переводя под конвоем из отдела в отдел, из одного района Тбилиси в другой. Кто-то запел, и все подхватили «Уходили комсомольцы на гражданскую войну». Солдаты покрикивали на нас, но песня звучала не прекращаясь, хотя и никак не вязалась с ситуацией…

Дай, Джим, на счастье лапу мне,
Такую лапу не видал я сроду.
Давай с тобой полаем при луне
На тихую, бесшумную погоду…

Чародей танца

Соприкосновение с его феерическим искусством — одно из самых ярких впечатлений моей жизни. Из разряда тех, которые никогда не улетучиваются, ни на йоту не блекнут и продолжают будоражить по сей день.

Я увидел его впервые в миниатюре Минкуса «Птица» и был заворожен. В такт с очаровательной миниатюрой влетел на сцену и повис в воздухе Чабукиани. И такой же парящей в небесах птицей остался в моей памяти навсегда…

Тбилисцы с огромным нетерпением ждали появления Вахтанга Чабукиани на сцене у себя в родном городе. Когда афиши оповестили об этом, интерес возрос вдвойне. В тот день концерт с участием «всех звезд» шел на редкость приподнято. Что ни номер — звезда, и все в ударе. Наконец ведущий программы тихо, без привычного пафоса объявил: «Минкус, «Птица», исполняет заслуженный артист РСФСР Вахтанг Чабукиани». Зал затаил дыхание. Первые такты — и на подмостки, как из катапульты, вылетает человек и застывает над сценой. Это было настолько неожиданно, что ошеломленный зал не успел отреагировать. Доступные сегодня многим повисания в воздухе, знаменитые «балоны», тогда не были известны никому. Даже представить себе было трудно, что человек может высоко выпрыгнуть и застыть в полете, а потом вдруг стремительно, в ошеломляющем темпе продолжить танец.

Известная балерина Татьяна Вечеслова пишет в своей книге: «Иногда создавалось впечатление, что на сцене не один, а сразу два Чабукиани». А в тот памятный день на сцене были все… три. По крайней мере — так казалось…

Чем привлек к себе Чабукиани всеобщее внимание еще в 1934 году? Почему слава о нем так быстро облетела всю страну? Причин, наверное, много. Первая из них заключалась в том, что быть с молодых лет премьером ленинградского балета, колыбели классического танца в России, — само по себе большое признание. В. Чабукиани уже дебютировал и в качестве балетмейстера, поставив в Ленинграде «Сердце гор» А. Баланчивадзе, а затем и «Лауренсию» — новаторские, революционные спектакли, имевшие большую прессу.