Репортаж без микрофона

Есть у автора инсценировки еще и глубоко завуалированный подтекст. Используя магическое «если бы» Станиславского, можно «вычислить» и этот подтекст: «если бы судьбе было угодно и линии жизни Анны и Левина перекрестились бы, то…» Такое решение, конечно, очень спорно. Но, думаю, право на существование имеет.

Хотел бы сказать вот еще о чем: в инсценировке чувствуется некая дьявольская одержимость Анны. С этим можно поспорить. Но, если вспомнить первоначальный замысел Толстого — создать роман о судьбе порочной женщины, — наверное, допустимо и такое решение образа. Великий писатель не раз предупреждал, предостерегал молодых собратьев по перу: поступки героев должны рождаться сами, логически и естественно, исходя из характера героя и образа его мышления.

Вот таким путем, вероятно, от первоначального «порочного образа» Анна Каренина пришла к своей трагедии.

Однако следует особо остановиться на образе Каренина — моего Каренина. Я не замолвил и словечка в его защиту, а ведь с этого и следовало начинать. Это сложнейший образ для сценического воплощения. То, что лежит на поверхности, предельно ясно и может показаться легким, но…

Приступая к работе над образом Каренина, я не начинал с нуля, как обычно бывает. Мне посчастливилось в студенческие годы увидеть этот спектакль во МХАТе, с Николаем Павловичем Хмелевым в роли Каренина.

Хмелевский Каренин — это общепризнанно — отодвинул на второй план всех остальных персонажей романа. А его знаменитый диалог с Анной, где все строилось по принципу «минимум внешнего и максимум внутреннего», стал хрестоматийным образцом для постигающих наше ремесло.

В продолжении всей этой сцены Хмелев повторял одно и то же скупое незаметное движение: то снимал с пальца обручальное кольцо, то снова надевал его… Этим подчеркивалось, что основа их супружеских взаимоотношений висит на волоске. Текст и подтекст точно совпадали с ритмом этого жеста, все было верно рассчитано и продумано. Эта сцена стала украшением всего спектакля.

И как всегда, появились подражатели, которые, легко скопировав, «напялив на себя» образ, созданный Хмелевым, все же не смогли углубиться, вжиться в него, как это сделал великий артист. И в результате появился некий стереотип, я бы сказал, суррогат, который, по-моему, нанес большой урон и сценическому образу Каренина, и идее Толстого.

И ходит-бродит с тех пор холодный как лед Каренин, замкнутый, с ироническим, надменным взглядом, с циничной улыбкой, злыми глазами; переходит с экрана на сцену, со сцены в книжные иллюстрации, снова на экран, опять на сцену — и так без конца.

Все вроде бы очень броско, очень сценично, роль выигрышная, говорят, в театре в таких случаях успех обеспечен. Но как ведь странно — за исключением Николая Хмелева, настоящего большого успеха в роли Каренина ни у кого не было.

Образ Каренина вошел в наше сознание еще из школьных учебников. По терминологии, принятой во времена соцреализма, это «типичный представитель чиновнического аппарата царской России». Каренин — уже немолодой человек, сухой, сдержанный… Что еще его характеризует? Человек без нервов. Ханжа, регулярно ходит в церковь, но не понять: правда ли он так набожен, или это все показное. Голос писклявый, уши оттопыренные, при ходьбе ворочает всем задом. Ночью сопит. Преуспел в работе. Любовь воспринимает как категорию общественно-социальную: раз поженились, соединены самим богом — надо до конца жить в мире. Чувства не столь важны, как сознание ответственности. Поэтому не ревнив. «Ревность оскорбляет жену», — часто повторяет он..

Работая над образом Каренина, мне захотелось по возможности опровергнуть утвердившееся расхожее толкование образа Каренина. Такая позиция была отнюдь не выигрышной — ведь люди не любят, когда то, в чем они были уверены, вдруг подвергается сомнению. Чехов как-то пожаловался: — Вот за Гете каждое слово записывалось, а мысли Толстого теряются в воздухе… После схватятся за ум, начнут писать воспоминания и — наврут!

Как здорово, как верно! Так давайте — сверимся с Толстым.

Начнем с внешнего. Так ли стар Алексей Александрович? Просто диву даешься, рассматривая иллюстрации к старым и новым изданиям Анны Каренины. Как бы сговорившись, художники изображают его глубоким старцем, сморщенным и седовласым. Глядите, мол, за кого выдали бедную Анну Аркадьевну! Такому просто следует изменить, прислушаться к зову естества и влюбиться в другого, молодого и красивого.

Переусердствовали в изображении каренинского возраста не только художники-иллюстраторы, но и наш брат артист. Старому, дряхлому хрычу предпочли молодого, доброго, красивого. Куда уж яснее. Вот и причина трагедии…

Маяковский писал: «Тот, кто постоянно ясен, тот, по-моему, просто глуп». Нет, не так прост и не так ясен Лев Толстой. Еще при жизни не раз предавали великого писателя анафеме богослужители, те, кто не понял глубины гения Толстого, не вник не смог объять гигантский мир его творений, не разобрался в них, — злобно окрестив его «яснополянским лжемудрецом».