Репортаж из морга

Я позволяю своим нейронам работать, как им заблагорассудится, составляя самые неожиданные ассоциации между идеями. Пришло время воспользоваться найденной связью (спасибо тебе, бессознательное): я вижу себя в аудитории института криминалистики на юридическом факультете Пуатье, где кратко излагаю различные судебно-медицинские формы смерти. Подхожу к повешению.

Но Маргарита не повесилась – будь это так, я заметил бы. Пусть нейроны блуждают дальше. Куда они меня выведут?

«Итак, повешение – это обычно самоубийство. Но оно может произойти и в результате несчастного случая (как при аутоэротическом удушении). В редких случаях к нему прибегают, чтобы замаскировать уже совершенное преступление, а в еще более исключительных – для убийства жертвы. Чуть не забыл, это также и способ казни».

Казнь. Слово найдено. Отсюда и образ гильотины, с которым у меня связано утонченное предложение доброго доктора Гильотена во время дебатов в Национальном собрании:

«Способ казни, который я изобрел, такой безболезненный, что приговоренный почувствует только дуновение ветерка на своей шее». Что и говорить, времена были варварские. Помимо дворян, которые, за исключением особых обстоятельств, имели право быть с достоинством обезглавлены топором или мечом, народ страдает от тысячи и одной пытки, сопровождающих казнь: четвертование, заливание расплавленного свинца в рот, колесование…

Мои нейроны продолжают исследовать подсознание. Я только наблюдаю. Нежная казнь…

И вдруг – щелк! Статья в престижном медицинском журнале «Ланцет», посвященная гуманизации казней.

Во Франции этот вопрос больше не стоит, гильотину списали в утиль, о чем некоторые сожалеют. Видя, какое несчастье самые жестокие представители рода человеческого способны причинить другим, я и сам, признаться, бываю недалек от мысли, что, может быть, в некоторых крайних случаях… Но в других странах смертная казнь еще существует, и обсуждаются способы ее осуществления. Дело доброго доктора Гильотена живет и поныне.

В частности, в Соединенных Штатах: на замену газовым камерам, где приговоренные гибнут от удушья, и электрическим стульям, на которых иногда сгорают заживо[58], пришла смертельная инъекция. А в ней – огромная доза… калия.

Вот и связь. Нет, наш случай – это (a priori) не казнь, но мог ли калий вызвать смерть Маргариты?

Представим, что мы снова в университете. И передо мной задачка с краном на простую пропорцию.

«Возьмите карандаши и запишите. Пусть есть пациентка Маргарита, рост 1,44 метра, вес 40 кг без одежды, объем крови 70 мл/кг и гематокрит 35 %, уровень калия в крови – 2,8 ммоль/л. Рассчитайте уровень калия в крови после введения 2 г хлорида калия в 500 мл раствора 5 % ГС, перфузируемого в течение трех с половиной часов. Затем сделайте тот же расчет для введения того же количества хлорида калия менее чем за пять минут. При решении задачи не следует учитывать влияние почечной недостаточности».

Хорошо, признаю, для студента колледжа это сложновато. А для реаниматолога – повседневное дело. По крайней мере, согласно первой версии, перфузия продолжалась три с половиной часа.

«Положите карандаши и покажите планшеты».

Понятно, что в первом случае Маргарита в порядке, во втором она мертва. Потому что ее и без того усталое сердце почувствовало приближение «болюса» калия, то есть внезапного прилива крови с повышенным содержанием калия. Клеткам, которые управляют сердцем, такое совсем не по вкусу: сердцебиение скачет, начинается анархия, сердце отключается, и его невозможно перезапустить, потому что калий все еще в крови. Маргарита покидает сцену.

Я представляю следственному судье гипотезу об ошибке в способе введения назначенных препаратов. Допрос проходит быстро, дело сразу проясняется.

Вместо того чтобы добавить калий в капельницу, где он был бы разбавлен и доставлен в тело постепенно, медбрат-практикант совершил прискорбную ошибку: спутал инъекцию и перфузию и ввел полную дозу калия напрямую в вену через капельницу за несколько минут.

Правда жестока. Узнав об ошибке, команда сначала попыталась скрыть происшествие. Однако ситуация получила неприятное развитие спустя четыре года на заседании суда. Семейный адвокат раскритиковал отношение к пациентке двоих подсудимых – медсестры и ее ученика.

«Оба были крайне подавлены, когда узнали о смерти пациентки, господин председатель. Однако их подавленность была вызвана не смертью жертвы, а страхом за собственную карьеру».