Репортаж не для печати

– Да, вы правы. Мы показывали Брюсу настоящий Ковчег Завета. Шотландец твердо обещал нам не разглашать тайну последнего убежища священной реликвии. Несмотря на то, что он похитил из Абиссинии некоторые древние манускрипты, в своих мемуарах Брюс сообщил только о копии Ковчега и отрицал существование подлинника. Он сдержал свое слово. Сможете ли вы последовать его примеру и стать хранителем сокровенной тайны?

Я молча смотрел на Пагиру, пытаясь справиться с нараставшим волнением. То, что он предлагал, не укладывалось у меня в голове.

– Итак, выбирайте, – с каменным лицом произнес Пагира. – Увидеть золотой Ковчег Завета и навсегда сохранить печать молчания на своих устах. Никаких репортажей, никаких телевизионных камер и микрофонов. Вы должны будете дать обещание не публиковать статей в газетах и журналах, не издавать книг и не продавать сценарий Голливуду. Если вы согласитесь, но нарушите свое слово, то лучше сразу позаботиться об охране – ваша жизнь превратится в ад. Вы будете вынуждены забиться в какую-нибудь темную нору, как писатель Салман Рушди, скрывающийся от гнева мусульман за то, что он оскорбил их чувства книгой «Сатанинские стихи». Только, в отличие от Рушди, все еще надеющегося на аннулирование смертного приговора, вынесенного ему иранским аятоллой, ваша казнь никогда не будет

отменена. Рано или поздно, но наш человек обнаружит ваше убежище. И тогда гнев Господа обрушится на вас и возмездие свершится.

Я по-прежнему хранил молчание. Выйдя из оцепенения и все еще ощущая арктический холод, которым вдруг повеяло от Пагиры, я пробурчал:

– Уверен, что вы не бросаете слов на ветер, – у меня в горле пересохло, язык, казалось, навсегда прилип к небу, но в общем я справился со своей задачей и сохранил внешнее самообладание. – О втором варианте я уже догадываюсь.

Пагира выпрямился.

– Альтернатива только одна. Завтра утром вы отправитесь в Аддис-Абебу. Мы проследим за этим. Наши тайные агенты проконтролируют присутствие журналиста Стива Маклина на борту самолета, вылетающего в… – Пагира запнулся и решил осведомиться. – Кстати, куда вы полетите: в Европу или Америку?

– Да куда глаза глядят, – я заставил себя говорить шутливо. – Может быть, в Голливуд: предложить сюжет о новых приключениях Индианы Джонса, – помолчав, я жестко добавил. – О путешествии в сердце Африки.

– Тогда вы превратитесь в посмешище, – Пагира провел рукой по лицу, словно отгоняя от себя воображаемую картину грядущего унижения Стива Маклина. – Полагаю, что мало кого убедят ваши рассказы с священном Ковчеге Завета, хранящемся в Аксуме. Мы с удовольствием сообщим, что речь идет об исторической ошибке: у нас есть копии, многочисленные дубликаты, не обладающие и малой толикой удивительного могущества настоящей реликвии. Кроме того, мы спрячем Ковчег. Нам придется увезти его из Аксума. Здесь становится слишком опасно.

– И куда же, позвольте узнать, он отправится?

– Да куда глаза глядят, – отомстил мне первосвященник. – Итак, что вы скажете? Да или нет?

Я воспринял заявление Пагиры о переносе Ковчега со стойкостью оловянного солдатика из знаменитой сказки: «Щелкунчик».

– Вы спрячете сундук на одном из многочисленных островов озера Тана? Ведь он уже находился там во время оккупации Аксума имамом «Левшой»…

– Да или нет? – резко, почти грубо оборвал меня Пагира.

Мне пришла в голову одна идея, и я воспрял духом.

– Послушайте, а если предположить наличие третьего варианта?

– Да или нет? – глаза у Пагиры сузились. – Никаких третьих вариантов. Отвечайте коротко и без промедления, да или нет?

Внезапно, я отчетливо понял, что время, отпущенное на размышления, вышло, а игра в цейтноте была отнюдь не моей стихией.

3

Пагира, обосновывая отказ продемонстрировать Ковчег Завета, был весьма убедителен в своих рассуждениях. Его слова о «подвигах» Кортеса и Писсаро в Южной Америке напомнили мне встречу с Артуром Кейсом, который возмущенно рассуждал о последствиях необъявленных «крестовых» походов против народов, оставивших заметный след в истории мировой культуры.

Я вспомнил Диего де Ланда, одержимого всепоглощающим стремлением искоренить все остатки языческих обрядов и религий в Центральной Америке. В июле тысяча пятьсот шестьдесят второго года Ланда устроил аутодафе, на котором были сожжены придерживавшиеся старой веры индейцы вместе с пятью тысячами идолов и бесценными книгами. Глядя на языки пламени, Ланда увлеченно записывал в своем дневнике:

«Мы нашли у майя большое количество свитков и прочих книг. Так как в них не было ничего, в чем не имелось бы суеверий и лжи демона, мы их все сожгли. Это индейцев удивительно огорчило и причинило им страдания».