Репортаж с петлей на шее

Когда он вошел в комнату, жандарм заявил ему: «Вы арестованы!» Юлек спросил: «Вы чех?» – «Да», – ответил жандарм. «Позволит совесть вам, чеху, арестовать чеха по приказу немецкого гестапо?» – сказал Юлек. «Как же мне быть? – ответил жандарм. – Ведь это приказ».

«Мы поговорили и решили, – рассказывал дальше Юлек, – что я скроюсь, а жандарм доложит, будто не нашел меня».

Имя этого человека Иозеф Говорка. Сейчас он член Коммунистической партии Чехословакии.

Юлек уходил в неизвестность. Он уложил в портфель немного белья и свою работу о Сабине. Из дому он уже больше не выходил. Старался шутками рассеять наши мрачные мысли. Вечером к нам зашел наш постоянный гость, сосед снизу, железнодорожник Войтех Тихота.

Юлек сказал, что завтра чуть свет хочет ехать с ним в Пльзень. Тихота без объяснений все понял. Визит жандарма не прошел незамеченным. Тихота предложил Юлеку:

– Пан Фучик, наденьте мою железнодорожную форму.

Но Юлек отказался. Ответил, что не хочет никого подвергать опасности.

Юлек стоял у распахнутого окна и смотрел в звездную ночь. Он прощался с домом, целый год оказывавшим ему свое гостеприимство. Ночь была летняя, короткая. Не светилось ни одно окно. Здесь строго соблюдали приказ о затемнении. Небо мерцало зарницами. В садах трещали кузнечики…

– До свиданья, Густина! – шепнул Юлек.

– Как ты нам дашь знать, что благополучно добрался до Праги?

Юлек ответил, что приедет и выяснит, как обстоит дело с нашей квартирой, и сразу же напишет. Абзац в письме, начинающийся с перечеркнутого слова, будет содержать нужное сообщение. Если слово перечеркнуто одной чертой, то читать следует лишь каждую первую букву каждого последующего слова, если двумя – только вторую букву. Буквы составят нужную фразу. Если я получу открытку с поздравлением, значит, должна в течение ближайшей недели приехать в Прагу: здесь, в Клубе работников искусств, мне сообщат, куда я должна явиться.

– Не грусти! – добавил он.

Я очень волновалась. А что, если этой ночью за ним снова придут? Как он тогда сможет скрыться? Юлек же спал крепким сном…

Половина третьего утра 30 июля 1940 года. Мама, Юлек и я уже на ногах. Юлек позавтракает с нами. Кто из нас мог тогда предположить, что это его последний завтрак с матерью! Юлек шутил:

– Вы, милые женщины, не выспались! Вот проводите меня, ложитесь досыпать. И я бы сделал то же самое, да, как видно, придется отоспаться в поезде…

Мы спустились вниз, мама светила фонариком. Вышел Тихота, за ним его жена. Юлек попрощался с мамой.

– До свиданья, Юлечек мой, храни тебя бог! – обняла его мать. Юлек и Тихота уходили. Я бросилась вслед.

– Куда? – остановил меня Тихота.

– С вами, я провожу вас…

– Не делайте этого, за дорогой, может быть, установлена слежка…

– Пан Тихота прав, – сказал Юлек. – Останься лучше дома, Густина. Не беспокойтесь обо мне, до скорой встречи!

«Юлек ушел во тьму, чтобы принести свет!» – сказала я себе.

Четверг 1 августа 1940 года.

Каждый день, кроме воскресенья, к нам приходит почтальон. Он носит нам газету. Сегодня принес письмо. Светло-серый конверт, на нем детским почерком написан адрес: «Для Либушки Нахтигаловой» (племянницы Юлиуса Фучика, дочери его сестры Либы). Я отдала письмо девочке. Та вскрыла конверт, начала читать и вдруг заявила: «Мама, какое странное письмо, я не знаю никакой Мани из Праги!»

Это было письмо от Юлека. С виду невинное, оно содержало важное сообщение. Второй абзац начинался перечеркнутым словом. Значит, надо читать первую букву каждого последующего слова. Я прочла: «хватают наших редакторов».

Я вспомнила друзей Юлека из редакции «Руде право», «Творбы», «Алло-Новин»…

Это был коллектив молодых, самоотверженных, талантливых журналистов. С каким энтузиазмом работали они в коммунистической печати!

Теперь я каждый день с нетерпением ждала почтальона. 3 августа, через несколько дней после отъезда Юлека, он принес белый конверт, адресованный Тихоте. Я почувствовала, что он от Юлека. Вскрыла, достала напечатанный на машинке листок. Пробежала и по подписи, хотя имя было вымышленным, поняла, что не ошиблась.

Первое слово в самом начале было дважды перечеркнуто. Я прочла: «квартира занята будь осторожна жду сообщения от вас домой не езди надеюсь все кончится благополучно».

Наша квартира в Праге занята гестапо! Но Юлек – вечный оптимист. Даже сейчас, когда уже нет никакой надежды вернуться в Хотимерж или в нашу квартиру, он верит, что «все кончится благополучно».

Воскресенье 4 августа.

Утро. Жарко светит солнце. Во дворе и возле дома играют дети. Их смех и веселые возгласы долетают в комнату. Мама возится в кухне. Либа помогает ей. Я сижу над шифрованным ответом Юлеку – «Гиргалу». И вдруг мне начинает мерещиться мужской голос, монотонно повторяющий: «Geheime Staatpolizei! Geheime Staatpolizei!»

Последние дни я столько думала о гестапо, что нет ничего удивительного, если это слово звенит у меня в ушах! Я подняла голову и взглянула туда, где, как мне казалось, раздавался голос.