Репортаж с петлей на шее

В Праге он отправился в клуб. Здесь ему передали, что наша квартира занята гестапо. Нелегальную квартиру найти нелегко, тем более сейчас, летом, когда большинство знакомых уехало из города. Одну ночь он провел в стоге сена, на другой день случайно встретил приятеля своей тетки и остался на ночь у него. Затем случай столкнул его с актрисой Светлой Амортовой, и она отвела его на квартиру к своей матери, где он смог остаться.

Светла познакомила Юлека с одним товарищем, коммунистом, который нашел ему прибежище у учителя – товарища Штелцейна. Его Юлек знал давно. Недели через три Юлек перебрался к семье Ветенглов. В 1927 году Ветенгл вернулся в Чехословакию из Советского Союза. Жена его была русской, преподавала русский язык, сын Геня, юноша лет шестнадцати-семнадцати, учился; сам Ветенгл работал на фабрике.

Десять вечеров провела я в маленькой кухоньке с Юлеком и семейством Ветенгловых. Они тосковали по Советскому Союзу, и все разговоры велись только об СССР. Юлек лучше нас всех знал Советский Союз, и потому основным рассказчиком был он. В те минуты убогая кухонька превращалась в Москву, Крым, Ленинград, Душанбе, Ташкент…

– Разве может кто-нибудь победить Советский Союз! Никто и никогда! – говорил старый Ветенгл.

И Юлек вместо ответа запевал песню о партизане и «Широка страна моя родная», а мы подпевали…

Вечером, когда дом засыпал, мы с Юлеком выходили на улицу пройтись. Ветенгл-старший давал ему свою трость, и Юлек, как он говорил, «начинал изображать пожилого человека».

В феврале я снова получила из Праги долгожданную «поздравительную» открытку. Это означало, что я опять должна приехать в Прагу… В Праге у Гиргала для меня было письмо с точным адресом семьи Матерн.

Матери направили меня к Драбеку, с которым Юлек когда-то вместе учился.

…От Драбека меня увела незнакомая пожилая женщина. Мы шли минут десять, говорили мало, незнакомка остановилась перед одним из домов. Мы вошли. Она отперла дверь, проскользнула в переднюю, я за ней. Здесь я увидела Юлека.

Мы находились в квартире известного шахматиста Карела Опоченского и его жены – это она меня привела – Славки Дитетовой.

Юлек покинул их во второй половине октября 1940 года. Все вместе– он, Славка и я – ждали товарищей, которые должны были отвести его на другую квартиру. Никто не знал, куда и к кому он пойдет.

– Ну, я переселяюсь, – шепнул он, когда за ним пришли.

– Куда?

Юлек пожал плечами.

– До свиданья, Густина!

Я услыхала шум удаляющихся шагов. Уходил дорогой мой человек, жизнь которого зависела от тех, кто его приютит. Он не знал, кто они, как его встретят и как долго оставят у себя… В те времена в нашей стране было много борцов, которые жили в подполье, скрываясь от гестапо.

Я вернулась в Хотимерж.

Через месяц я опять начала симулировать зубную боль.

И снова дорога из Хотимержа в Пльзень, зубной врач, ночь в Пльзене, Прага…

В девятом часу вечера мы со Славкой Дитетовой пустились в путь. Наконец на третьем этаже одного из домов, перед квартирой номер семнадцать, она остановилась и позвонила. Нам отворила незнакомая молодая женщина. Она отвела нас в комнату с плотно занавешенным окном. Здесь сидел молодой мужчина. Славка знала их обоих. Незнакомец исчез за дверью, ведущей в какое-то темное помещение, и тут же вернулся, и вместе с ним обросший черной бородой Юлек! Здесь, на Панкраце, у Вацлава Баксы была его новая нелегальная квартира. Вместе с ними жила сестра жены Баксы, Лидушка Плаха.

Квартирка Баксов состояла из двух комнат и маленькой кухни. Сами они и Лидушка поселились в одной комнате, вторую отдали Юлеку. В холодные месяцы он работал в их комнате, потому что топили только ее. Во время оккупации в стране был ощутимый недостаток угля.

У Баксов Юлек начал писать нелегальную брошюру «Два фронта вражеской пропаганды». Работа осталась незаконченной…

В один из темных мартовских вечеров 1941 года Юлек перебрался от Баксов к Высушилам. Впервые за пять месяцев он вышел на улицу. От свежего воздуха у него закружилась голова.

В начале марта, незадолго до того, как я поехала к Юлеку, на рассвете меня разбудил громкий стук в дверь. Не открывая, я спросила: «Кто там?» Ответа нет. Стук сменился грохотом. Я накинула халат и отворила. На пороге стояли четверо…

– Кто вы? – спросила я, хотя сразу поняла, кто это может быть.

– Гестапо! – рявкнул один из них.

– Где ваш муж? – закричал второй.

– Не знаю, – ответила я.

– Ваш муж в Протекторате? – снова спросил меня гестаповец. И я, поняв, что ничего определенного они не знают, на вопрос ответила вопросом;

– Вы полагаете?

– Значит, в Москве?

– Как я могу знать, где он, если вот уже целый год не имею о нем никаких известий!

– И все-таки где он? Отвечайте, или мы отправим вас в лагерь! Там вам покажут!

– Как вам будет угодно! Я не могу ничего сказать, потому что ничего не знаю!

Они перерыли книжный шкаф, взяли несколько книг. Гестаповцы уходили.

– Только посмейте сказать кому-нибудь, что у вас было гестапо! – угрожающе крикнул один.

– Зачем я стану говорить, если вас и так все видели!