Репрессированный ещё до зачатия

– Умчалась в космос наша тройка.
Райка, Мишка, перестройка!

– Да отдыхай, перестройщики! – обломил пенье другой. – Наконец-то гепнулся голодно-кровавый шестилетний Горбачёв-базар! Хватя про эту порностройку! Хватя под бесконечные алалалы перевешивать старые портки на новые гвоздки! Земной вам поклон, дорогой вы наш ненаглядный Михал Сергейч, за ваши неземные достижения! Дотла сожгли жизнь перестройкой в нашей странёшке, мотанули перестраивать космос?!

– Не надо допущать нашего вождюка в космос. Он же прикончит жизнь во всей вселенной! Пусть потренируется ещё на земле…

– Может быть, может быть… Его достиженьища видит и заграница. Сейчас он уже товарищ господин вольный. По пятнышко! Может, к нему уже очередь дерётся? Просят порулить там если не Америкой, так хоть Германией иль Францией!?

– Бьются в кровь! Как же!.. Нигде никому он не запонадобится. Уж на что отчаянно-бесшабашная Бразилия, а и та осмелилась пригласить его лишь на карнавал. И не порулить карнавалом, а только посмотреть. Лишь с балкона. Не то и всю карнавальню людям ухлопает. А уж чтоб Америка с Францией кликнули порулить… Он же через годок посадит их на талоны. А через два оставит без куска. С его выдающимися способностями это раз плюнуть. Не такие державы ломал! Тот же наш СССР! Пусть летит подальше… на космический хутор бабочек ловить… Будь что будет!

– А как выбирали его в президенты этого самого СССР?.. Стыдобина в квадрате!.. Встал комсомольский секретарёк Мироненко и, ломая из себя дураська, бухнул: «Тут мы приняли хороший закон. Выбирать президента всем народом. Хороший закон. Но давайте выберем президента на съезде. Давайте один раз нарушим свой же закон и больше не будем». Закон нарушили. Выбрали на съезде. Ловко скоммуниздил Горбун президентское креслице и этого хитровца Мироненку за выдающиеся заслуги лично перед ним срочно х-хоп к себе под бочок на непыльную геркулесову работёшку в центральную котельную.[279] И весь его «демократический прорыв»!

– Будя про перестроечного покойничка… Лучше вспомни, как Борис поверил, что и впрямь на дворе гласность, сказал на пленуме о партпривилегиях, о том, что в мыле скачем третий год на месте, напомнил Ленина, что в праздник надо сосредоточить огонь на нерешённых проблемах… И чем кончилось? Отец строго дозированной гласности вышвырнул Ельцина из кандидатов в члены палитбюро, отецки предупредил: «В большую политику я тебя больше не пущу!» А вылетел из неё сам. И это всерьёз и навечно. Политический труп… Что ж… «Прими усопшего, Господь, в твои блаженные селенья…»

– Всё это так… Да… У бывшего президента воз выдающихся заслуг. Уже есть они, эти заслуги-ошибочки, и у Бореньки… Что он так лебезит перед американами? Чего он так рьяно подпихивает Россиюшку под Штаты?.. Не наплачемся ли мы и с ним?..[280]

– Пожуём увидим… Но особо не горюй. Ангелов на земле нет. Все ангелы на небесах… Ельцин – цемент-мужик! Он спас от гибели Россию… Основатель новой России… Ну а кто на первых шагах в ошибках не купается? Да не будь Ельцина, не продолжали б мы до сих пор строить самое чёрное на земле светленькое будущее в красно-коричневую клеточку? Разве только один этот плюс не перевесит все его минусяки?

В 19.20 Горбачёв передал ядерную кнопку Ельцину.

Через восемнадцать минут над Кремлём спустили флаг Советского Союза.

И в 19.45 поднялся над Кремлём флаг России.

Всё это было вчера.

Весь вчерашний день бесновалась стонущая метель.

А уже сегодня утром наконец-то в долгой череде тяжёлых, удушливо-смертных сумрачных дней впервые проблеснуло солнце.

26 декабря 1991. Четверг.

Шестьдесят два года моей незаконной репрессии

Россия!
Тяжело в твоих пределах
Самим собою выживать сейчас:
Повыбили и смелых и умелых
У нас в роду.
Когда бы лишь у нас!

Олег Бузулук

Утро в калаче

За галопными воспоминаниями быстро отлетела чёрная калачеевская ночь.

Уже плотно расцвело, когда вышел я из почты.

Уютный, смирный городок ещё спал.

Калач…

Если смотреть сверху, он и впрямь на калач похож. Невесть откуда на безбрежной равнине вздыбился, будто хлеб при выпечке, невысокий холмок. На вершинке меловой карьер. Он припудривает всё окрест. На склонах – дома, дома, дома. По-за дворами окраины, будто стыдясь шумливых улиц, тихонько льётся сонливая речушка Подгорная.

Безмятежный русский городок.

Я бродил по сонным улочкам и ненароком выбрел к гостинице, где в ночь меня отогнал от ворот жестокий лай.

И сейчас, снова оказавшись у знакомых ворот, я вздрогнул, когда из-под калитки ко мне степенно вылился пёс. Я хотел было уже отскочить, да не успел. Пёс не спеша, солидно подошёл ко мне и державно подал лапу.

Комок подступил к горлу, я пожал её.

Он укорно посмотрел на меня, как бы говоря:

«Человек ты вроде хороший. Да чего лезть к нам в ночь? Чего мешаешь покою?»

– Я тоже шёл к покою…

Он зевнул: