Репутация

Я покачала головой. Но поверил ли он мне? По его непроницаемому лицу было не понять. Потом он стал спрашивать про благотворительный бал. Я рассказала, как Кит Мэннинг-Страссер пила мартини залпом, и о том, что Грега там не было, и как репортеры приставали ко всем с расспросами о хакерах. Сказала, что все мероприятие показалось мне претенциозным и ужасно скучным, особенно из-за того, что я была одна. Тогда Рердон захотел узнать, куда я отправилась после бала.

Я оторопела.

– А это здесь при чем?

– Мы стараемся воссоздать максимально точную картину того, где кто находился. – Он отхлебнул кофе. – Расставить, так сказать, все точки над «i».

У меня даже ладони вспотели.

– Вы меня подозреваете?

– Нет, нет, конечно же нет. – Он приподнял кустистую бровь. – Если, конечно, вам нечего мне рассказать…

У меня на кончике языка вертится самое элементарное алиби – что я ушла с бала часов в десять и поехала прямиком домой, к сыну. Да только это неправда. Рердону и делать бы ничего не пришлось, только позвонить Люси, нашей милой няне с полной сумкой университетских учебников и рюкзаком с развивающими играми и игрушками для Фредди, – и она поведала бы, что я появилась дома только в два часа ночи. Люси заснула на кушетке, а рядом с ней притулился Фредди.

И как бы это выглядело?

Сейчас я с трудом сглатываю возникший в горле комок, вспоминая, что я наплела Рердону вместо этого. Олли ведь не мог прочитать, что я говорила о своем алиби, ведь не мог же? Он слишком правильный, чтобы нарушать полицейскую этику. Муж ничего не знает. Ни про бал, ни про то, что произошло год назад. Про Грега, про ту ночь. Ночь, когда все началось. Рердону я об этом тоже не рассказывала. Этого я не расскажу никому. А теперь Грег унес эту тайну с собой в могилу.

Тогда было ужасно холодно, в тот январский вечер год и три месяца назад. Вьюга так и бушевала – даже воздух пах снегом, – а у нас выдался трудный день, и мы оба хотели выпить. Я скользнула в приятный полумрак «Модерна», шикарного бара в новом пафосном отеле, открывшемся напротив больницы. Всю мою шапку облепили кристаллики льда. И шапку Грега тоже.

Мы с Грегом устроились рядом на банкетке возле аквариума с экзотическими рыбами. Я заказала бокал вина. Когда нам принесли напитки, Грег поднял тост: «После такого денька, как сегодня, мне это необходимо, – он покрутил головой, разминая шею. – Даже не знаю, как мы ухитряемся выдерживать некоторых коллег в этой больнице, день за днем? Ты понимаешь, о чем я?»

Мне всегда льстило, когда Грег говорил, что считает меня «одной из своих». Только было непонятно, почему он так считает. Но мне нравилось, что он видел во мне какую-то глубину, что-то особенное, что выделяет меня среди прочих, – что-то, чего я даже сама в себе не различала.

Так мы просидели час, болтая на обычные темы – безобидные сплетни о пациентах, последний сериал на «Нетфликсе», который нам обоим понравился, забавные фишки из девяностых. Мне отчаянно нужен был этот вечер. Дома обстановка была напряженной и мрачной, я постоянно балансировала на грани – хотелось либо запустить чем-то в стену, либо разразиться слезами. Казалось, глядя друг на друга, мы с Олли постоянно видим только одно: мы неспособны стать семьей. Я не понимала, в чем дело, что не так. С моей стороны все было в полном порядке. Овуляции шли как часы. Месячные тоже. Я даже тайком от Олли сдала анализ крови на бесплодие – со мной все было отлично. Постепенно у меня зародилось ужасное подозрение – что проблема, возможно, не во мне, а в моем муже. Но я не могла даже представить, как подступиться к разговору с Олли, и уж совсем не хотела, чтобы он подумал, будто я обвиняю его. Потому я просто тянула время. Мне необходимо было побыть где-то в другом месте, с другими людьми, разговаривать о чем-то другом. Не о том, чего мы так хотели и в чем нам так жестоко было отказано.

Допивая вино, я почувствовала, что напряжение меня отпустило. Имею я право немного развлечься, в конце-то концов.