В первый же год Н. К. Рерих восстановил в школе педагогический совет, который был почти упразднен прежним директором Сабанеевым. При старом директоре функции совета были сведены к тому, что два раза в год, накануне экзаменов, члены совета посещали классы и высказывали свое мнение, с которым, конечно, никто не считался. При Николае Константиновиче он стал руководящим органом школы, все планы обсуждались вначале на совете, а потом утверждались директором школы.
Театральный художник Елена Михайловна Бебутова-Кузнецова, представительница русского авангарда 1920–1930-х годов, а в то время ученица школы Общества поощрения художеств, вспоминала, как однажды, во время очередной весенней выставки ученических работ, приехала жена петербургского градоначальника в сопровождении одного из своих знакомых и властно заявила, что хочет немедленно перед открытием осмотреть выставку учащихся. Она буквально оббежала все залы и, ничего не сказав, тут же уехала. А через час по телефону позвонил градоначальник и потребовал директора Художественной школы. Рерих взял трубку.
— Говорит градоначальник, господин директор, сейчас моя жена была в залах на выставке ваших учащихся, и буквально от стыда не знала, куда ей смотреть, всюду голые мужчины и совершенно голые женщины, это самый откровенный разврат, и этим занимаются юноши и молодые девушки — учащиеся. Чему вы их учите? Будьте любезны принять соответствующие меры, чтобы прекратить это безобразие.
— Хорошо, — спокойно отвечал Рерих, — меры будут приняты, будьте спокойны.
Несколько человек находились в это время в зале и с ужасом ожидали, какие же меры будут приняты.
— Неужели убирать будут все, кроме натюрмортов, и все наши труды и надежды пропадут даром?
Вдруг послышался холодный и решительный голос Николая Константиновича:
— Семен, принесите из склада негрунтованного холста, аршинной ширины.
Семен появился с целым тюком сурового холста.
— Теперь, — сказал Рерих ученикам, — сделаем перевеску: мужские модели отдельно по правой стенке, а женские по левой. Помогайте и запоминайте, что и как висело раньше.
Все ученики тряслись за свои шедевры и хорошо запомнили, где какая картина висела.
— Теперь протягивайте холст, закрывая мужчин от пояса до колен, женщин — от плеч до колен.
Рерих был очень доволен и улыбался своему изобретению.
Когда все было сделано, он позвонил в редакцию журнала «Огонек» и попросил прислать фотографа срочно отснять выставку, а когда будут готовы фотографии, поместить их в ближайшем номере.
Это возымело действие. Публика буквально хлынула в первый же день вернисажа и очень быстро заполнила выставочный зал. Обнаженные модели, стыдливо прикрытые холстом, вызвали шум и хохот.
К официальному открытию Рерих велел снять холст и развесить экспонаты, как прежде.
— Что же будет теперь, Николай Константинович? — спрашивали испуганные ученики Рериха.
— А ничего не будет.
— А если градоначальник не удовлетворится этим?
— Тогда я пошлю его в Эрмитаж, ему это будет полезно, наверное, там он никогда не был. Посмотрит Рубенса и другие картины.
И действительно, градоначальник сел в такую калошу, что не рад был, что связался с директором школы, и решил промолчать.
Победа осталась за Рерихом, и это еще больше подняло его авторитет в школе и в Обществе поощрения художеств.
Уже в 1909 году Николай Рерих стал действительным членом Императорской академии художеств, и с этого момента свои официальные письма он подписывал «Академик Н. К. Рерих». Представление, написанное накануне голосования в Академии художеств, как бы подводит итог и очерчивает основные вехи первого периода жизни Н. К. Рериха: