За время своего директорства Николай Константинович добился расширения территории школы, скульптурные классы и некоторые мастерские были переведены в новые помещения, в Демидов переулок.
Ежегодно, в соответствии с новыми планами, увеличивалось число классов, художественно-промышленных мастерских и количество учеников. Школа стала одним из самых авторитетных художественных учреждений, теперь ее называли второй Академией художеств, и даже Александр Бенуа, всегда завидовавший Н. К. Рериху, написал в своей статье, опубликованной в газете «Речь» 14 мая 1910 года:
«На старом, прогнившем дуплистом пне вдруг появились зеленые ростки, и возникает надежда, что пень снова может вырасти в дерево… Самое закоснелое из российских художественных учреждений оказывается вдруг способным на обновление и жизненность. Это чудо произошло благодаря энергии одного человека, одного художника — Рериха, заслуживающего все большего и большего уважения за ту последовательность, с которой он борется за живое искусство против мертвечины и казенщины… Рерих принял наследство, и, как мудрый хозяин, не стал его сразу ликвидировать, ломать и переиначивать, а наметил ряд исправлений, которые он рассчитал совершить в последовательном порядке, не повергая всего дела в риск и авантюру. Для этого требовалась большая выдержка и полное самосознание»[150].
Сам Николай Константинович Рерих вел класс композиции. Иосиф Гурвич, поступавший учеником в школу Общества поощрения художеств, в бытность директорства Н. К. Рериха, вспоминал, как проходил конкурсный прием:
«…Я целую ночь не спал, все думал — что мне скажет господин Рерих? Вспомнил, что рекомендательное письмо в Академию художеств не показал господину Митусову. Я побежал пораньше в школу. Степан Степанович Митусов отказался читать письмо и сказал:
— Николай Константинович Рерих принимает учеников только по сочиненным композициям, а не по рекомендательным письмам. Он говорит: „Композиция должна быть воспитываема у художников с самых первых шагов в искусстве. Молодой художник должен развивать в себе эту способность“.
У нас школа свободная — для всех. Учиться в классах будете, смотря по способностям. Переходить в следующий класс можете через каждый месяц — педагогический совет каждый месяц просматривает ученические работы и способных учеников переводит в следующий класс. Не делаете успехов — будете сидеть в классе год и больше, пока не сделаете работу, достойную для перевода в следующий класс. Ученик, не делающий успехов в течение полугода, сам уходит из школы, как показывает практика. Для особенно выдающихся учеников обучение проводится по особой программе. Как видите, у нас нет шаблона. Запомните, мой друг, слова нашего директора школы Рериха: „У нас учатся лишь во имя знаний художественных“.
Для того чтобы попасть в класс обсуждения эскизов к господину Рериху, очередь занимали с шести часов утра, и я оказался последним.
„Класс обсуждения эскизов“ оказался огромной пустой комнатой. Вахтер в тужурке серого цвета с серебряными пуговицами стоял у входа, и в руках у него были молоток и гвозди. Строго в порядке очереди вешал он эскизы на стенку, в два ряда. Никакой мебели в классе не было, за исключением стола и двух табуреток. Желающих попасть на урок оказалось человек двадцать. Среди присутствующих были и нищие молодые люди в одежде с чужого плеча вроде меня, и великосветские барышни в сопровождении лакеев с седыми бакенбардами, в белых чулках, и заводские рабочие в темно-синих рубашках. Все хотели попасть к знаменитому художнику и с волнением ожидали, что скажет маэстро…
Наконец вахтер прибил к стенке и мой, последний эскиз. Он позвонил в большой старинный колокол со львом вместо ручки, вышел из класса и закрыл за собой дверь.
Через несколько минут в класс вошел Николай Константинович Рерих.
Он улыбнулся и сказал:
— Здравствуйте, господа! Существует заблуждение, что раньше человек должен научиться рисовать и живописать, а уж потом думать о композиции. Однако многие, кто сызмальства не потянулись к эскизам, позже и вовсе утратили эту способность. Запомните это. В этом и основа нашей школы. Петр, где начало?
Вахтер показал начало экспозиций. Мэтр встал посредине комнаты, бегло осмотрел все работы, вывешенные на стене. Затем возвратился к тому месту, где было начало.
— Автор этой работы, подойдите ко мне, — сказал он.
Подошла молодая девушка, великосветская барышня. Оказалось, что она — знакомая господина Рериха.
— Здравствуйте, как здоровье ваших высокосиятельных родителей, как поживает ваша тетушка — графиня Зубова?
Получив от девушки ответ, Рерих начал внимательно рассматривать ее композицию: в дорогой раме восемнадцатого века была изображена масляными красками девушка с распущенными волосами. Она молитвенно смотрела на неимоверно синие небеса. Называлась композиция: „Вера, надежда, любовь“.
— Какая пошлость! Сударыня, передайте вашей многоуважаемой матери мои наилучшие пожелания и скажите ей, что вы понапрасну занимаетесь живописью. Художника из вас не выйдет, это пустая забава. Петр, кто следующий?