С этих позиций проясняются декларативные и реальные цели и задачи кампании: создание новой картины мира — пространства, времени и смысла существования, соотношения идеологии и права в общественном восприятии; конструирование новой социальной реальности — фреймов социальной структуры и иерархии; закрепление новой институциональной структуры; определение когнитивного доминирования правящей группы и культа вождя. Кампания была нацелена на переформатирование идеологической формулы (подмена коммунизма «победой социализма»), перелицовку фасада («всеобщие выборы» вместо классовых ограничений); реформу политической системы («советский парламентаризм» вместо прямой диктатуры), соотношения прав и обязанностей (в пользу последних), структуры номинальных институтов власти и ее символов (закрепление в сознании культа личности).
В ходе «всенародного обсуждения» решалась важная задача — дрессировка общества (в бихевиористском смысле) путем подмены декларированных правовых норм их трактовкой с искаженным смыслом (знаменитое «двоемыслие»); фиксация социально приемлемого и неприемлемого поведения; конструирование образа врага (внешнего и внутреннего) и его стигматизация. В целом выясняется связь принятия Конституции с Большим террором, являвшимся важнейшим инструментом закрепления когнитивного доминирования сталинской элиты. О продуманности социальной техники проведения кампании говорит четкость организации и отчетности, сегментирование информационных потоков для различных целевых групп (народных масс, национальных меньшинств, иностранцев, интеллигенции, эмиграции).
С позиций политического пиара данная акция должна быть оценена как несомненный успех ее инициаторов, поскольку она решила поставленную проблему — выход из кризиса коммунистической утопии при сохранении и укреплении легитимирующей основы режима. Кумулятивное воздействие акций внешнего и внутреннего пиара способствовало созданию мифа сталинской конституции как «самой демократической в мире».
Тенденции развития советской модели республиканизма
Значение сталинской модели республиканизма (и заложенной в ней конструкции власти) определяется вовсе не юридическими положениями — они имели столь же фантастический и фиктивный характер, как и вся советская традиция номинального конституционализма. Оно состоит в создании легальной (республиканско-демократической) основы цезаристского режима без его формально-юридического закрепления. Конституция 1936 г., во-первых, закрепляла новые принципы и формы когнитивного доминирования партии в обществе; во-вторых, вводила систему институтов, способных манипулировать сознанием общества в интересах мобилизационных целей режима; в-третьих, фиксировала рамки формальной институциональной иерархии органов управления, контроля и принуждения в виде квазипредставительных советских, судебных и карательных институтов государства.
Ключевая проблема номинального конституционализма — пропасть между декларированными нормами и реальностью — снимается за счет внеконституционных (политических) институтов контроля и толкования Конституции. Устойчивость и долговременное существование данной политико-правовой конструкции возможны только при воспроизводстве когнитивного доминирования партии в обществе — его утрата ведет к эрозии всей системы информационных связей, закрепляющих их формальных и неформальных норм. Гибкость этой системы определяется соотношением правовых и идеологических источников права — возможностью трансформации правовых принципов и норм путем толкования их смысла в зависимости от меняющейся политической конъюнктуры. Гарантом Конституции выступает здесь партия (Политбюро), точнее ее вождь, являющийся высшей инстанцией в определении соответствия писаных норм квазирелигиозным (идеологическим) постулатам. Это делает необходимым институт культа личности — соединения всех видов власти на идеологическом (метаконституционном) уровне в медиативной функции вождя, выступавшего как совершенный и непререкаемый арбитр в отношениях общества и государства, права и власти, вообще интерпретации смысла существования.
Главным результатом кампании следует признать создание мифа о Советской Республике как воплощении социальной справедливости — «стране победившего социализма», «высшей исторической форме демократии», а ее конституции как «самой демократической» во всемирной истории — стереотипов, определивших развитие советской правовой традиции вплоть до ее крушения. Конституция 1936 г. и пиар-акция, сопровождавшая ее принятие, создали прочные когнитивные рамки всего советского конституционализма, пересмотр которых (именно в силу его номинальности) оказывался невозможен без разрушения системы.
Данный миф оказался настолько устойчив, что эффективно парализовал все последующие попытки его корректировки в рамках советского номинального конституционализма, а его отголоски дошли до наших дней, составляя ресурс современных авторитарно-реставрационных тенденций политической системы.