Res Publica. Русский республиканизм от Средневековья до конца XX века

Завершающая фаза разработки Конституции (1976–1977 гг.) может быть определена как когнитивный редукционизм — сведение проблемы создания новой политической системы к регистрации фактических изменений в законодательстве. Завершающая группа теоретических «схем» второй половины 1970‐х гг. стремится согласовать идеологические догмы партийной программы с минимальными конституционными изменениями в рамках концепции «реального социализма». В Конституционной комиссии «не обошлось, конечно, без споров, без сопоставления различных точек зрения», но в результате возобладала установка о том, что «функции государства диктатуры пролетариата далеко не исчерпаны», а механизм, закрепленный в Конституции 1936 г., «с успехом выполняет задачи, стоящие перед общенародным государством, и будет совершенствоваться вместе с этим государством, перед которым лежит еще большой и длительный путь развития к общественному коммунистическому самоуправлению». Поскольку принципы и положения сталинской Конституции «выдержали историческую проверку временем, оправдали себя, доказали свою жизненность и действенность», задача разработчиков сводится к учету положений, вытекающих из «фактических изменений в жизни общества» — в экономической и общественно-политической основе государства, укреплении «социалистической законности», а главное — усилении руководящей роли партии во всех областях[1854].

Редукция коммунизма к социализму, а последнего к его новой изобретенной фазе «развитого социализма» выражает эти установки. Принятая Конституция СССР 1977 г. уже не содержала прямых положений о коммунизме, ограничившись более скромным «развитым социализмом». Предшествующие советские Конституции предусмотрительно отказывались от определения таких метафизических понятий, как «коммунизм» и «социализм», поскольку, по мнению Сталина, конституция «призвана регистрировать только то, что уже имеется в действительности»[1855]. В новой Конституции, как считали первоначально советские идеологи во главе с М. А. Сусловым (в 1964 г.), целесообразно, напротив, включить программные положения, что, по их мнению, соответствовало «ленинской практике». Однако отказ от идеи пролетарской диктатуры в пользу общенародного государства ставил вопрос о поддержании легитимности партии. В интернациональной дискуссии о социальной структуре советского общества было показано, что, во-первых, она претерпела радикальные изменения в направлениях, сходных с обществами западных индустриальных стран; во-вторых, место рабочего класса в этой структуре уже не определялось категориями доминирующего класса в традиционном марксистском смысле; в-третьих, политическая активность его общественных организаций (профсоюзов) была далека от утопических представлений коммунистических идеологов, демонстрируя их безвластие и подчиненную роль в однопартийном режиме[1856]. В этих условиях выдвижение постулата «общенародного государства» оказывалось в противоречии с программным положением о ведущей роли рабочего класса в условиях перехода к коммунизму, а отказ от последнего ставил под вопрос легитимность коммунистической партии как единственного выразителя воли народа.

В результате Основной закон «зрелого социализма» оказался внутренне противоречив, стремясь соединить старые и новые принципы, декларативные и инструментальные нормы. Это нашло отражение в его политико-правовой структуре, разделенной на 9 основных разделов: основы общественного строя и политики СССР; государство и личность; национально-государственное устройство СССР; советы народных депутатов и порядок их избрания; высшие органы государственной власти и управления СССР; основы построения органов государственной власти и управления в союзных республиках; правосудие, арбитраж и прокурорский надзор; герб, флаг и столица СССР; действие Конституции СССР и порядок ее изменения[1857].

Нужна была интегрирующая формула, способная объединить и заставить действовать противоречивый конгломерат идеологических принципов и норм с учетом новых вызовов системе. Эта формула была найдена в «руководящей роли партии», ставшей единственной реально работающей нормой советского номинального конституционализма. Принципиальная новизна Конституции 1977 г. состояла именно во включении ст. 6 о руководящей и направляющей роли партии. Первые советские конституции (1918 г. и 1924 г.) вообще не упоминали о партии, сталинская Конституция 1936 г. говорила о ней косвенно, как об одной из общественных организаций (в ст. 126). Данное нововведение 1977 г. — конституционализация КПСС — было, несомненно, радикальным шагом для всей традиции номинального советского конституционализма, выражая ситуацию «общества и государства, порабощенных партией»[1858].

Юридическое определение идеократии: возникновение и историческое значение ст. 6