Как только мы пришвартовываемся у открытого каменного причала высоток, я выбираюсь наружу и помогаю Марии. Мы несемся к лифтам, и шлепки о ровные кафельные плиты от наших босых ступней разбрасываются в стороны и скачут по коридорам блоков глухим эхом. Так как все жители спят в своих комнатах, все лифты в нашем распоряжении. Когда один открывает перед нами свою стальную пасть, пустой холл озаряется теплым оранжевым светом и на мгновение мои действия кажутся мне вздором. Мария первая заходит в лифт. Под светом ламп она кажется волшебным созданием. Налипшие на белую кожу песчинки словно образуют рисунки и завихрения, а салатовый сарафан больше походит на оперение. И я захожу в лифт тоже и нажимаю кнопки наших этажей.
— Давай повторим. — Предлагаю я.
— Расходимся по своим блокам, собираем минимум вещей, встречаемся у наводной парковки через полчаса. И улетаем отсюда куда подальше.
Последнее Мария добавила от себя с особенным удовольствием. Магнитные подушки плавным движением останавливают лифт и двери открываются на этаже Марии. Она напоследок сильнее сжимает мою руку и выпархивает в холл.
— Не опоздай, Уилл. — Произносит она с улыбкой, и сталь дверей отрезает ее строгий взгляд.
Как только лифт начинает подъем, я включаю свой мозг. Прикидываю, с какой скоростью нам нужно будет лететь и в каком направлении. Если возьмем курс строго на запад, через два часа лёта упремся в высокий перевал, а простенькая пассажирская летучка не наберет такой высоты. Придется сделать крюк, и пока вернемся на прежнюю прямую, потратим часов пять. Как скоро нас хватятся? И пустятся ли в погоню? С другой стороны, зачем? А что мы с Марией, неженки из светлых блоков и удобств, сможем самостоятельно сделать для выживания, когда всех остальных не станет?..
Не замечаю, как преодолеваю расстояние от лифта до комнаты, врываюсь в нее и будто получаю тупой удар в лицо. Ивлин стоит посреди блока со стаканом молока и упаковкой каких-то детских сладостей, которые раздавались на панораме. Я удивляюсь, что не ожидал увидеть Ива здесь, в нашем блоке. Где же еще ему быть?
— Ты чего такой? — Ивлин в дипломатичном тоне не договаривает, только поводит бровью.
— Я…
Решил сбежать. С Марией. От дезинтегратора, который сам создал и который уничтожит всех остальных. И тебя.
Меня начинает тошнить.
— Так, присядь, дружок.
Ивлин второпях ставит еду на стеклянный столик, подходит ко мне, берет меня под локоть и проводит до дивана. Он не отпускает, пока я не приземляюсь на подушку. Я пытаюсь прочистить пересохшее горло. Ив протягивает мне стакан. Молоко теплое и действует как обезболивающее. Ивлин, не отрывая взгляда, следит, чтобы я выпил все до капли. В его хитром прищуре я вижу догадки, которыми он задается. Еще прежде чем я успеваю объясниться, Ивлин уже серьезнеет донельзя.
— Итак, вы с Марией решили бежать.
Я в изумлении вдыхаю и, поперхнувшись, ладонями утираю брызнувшее носом молоко. Ивлин резко встает с дивана и отходит к окну, оставаясь ко мне спиной и уткнув руки в бока.
— Отвечай уже.
Никогда прежде я не замечал за Ивлином грубости, но сейчас его голос звучит холодно. Мне хочется инстинктивно уменьшиться в размерах, пропасть с радаров его возмущения. Я набираюсь храбрости и коротко соглашаюсь. Ив тут же взрывается.
— Серьезно?!
— Что?
— Не коси под идиота, ты, ученый!
Последнее слово Ив еле подобрал, прожевав кое-какие похлеще. Он подошел ко мне, и я поднялся на ноги, хотя все еще чувствовал в них слабость. На лице моего друга не осталось ни следа привычного добродушия. Разительная перемена подействовала как пощечина.
— Это была ее идея?
— Не имеет значения. — Я сам удивился, как жестко прозвучал мой голос.
— Тебе не нужно защищать ее, не она создала этот чертов чемодан!
Ивлин тычет пальцем в пол у моей ноги, будто «чемодан» все еще стоит рядом, как в тот день, когда я показал его Иву. Я припоминаю, что тогда Ивлин похвалил меня и выбежал из моей лаборатории так быстро, что даже не успел хлопнуть меня по спине.
— Не я один проголосовал за эвтаназию! — Почему-то я повышаю тон, начиная защищаться. — И не я предложил ее, к тому же.
Ивлин заводится так сильно, что делает неопределенное движение в мою сторону, будто хочет ударить. От искреннего удивления я не успеваю даже отклониться. Продолжаю оправдываться:
— Это не моя идея.
— Это неважно, Уилл! Никто, кроме тебя, пока не смог бы создать этот чемодан!
— Но ведь было голосование…
— Я был против.
Повисает молчание. По сравнению с тем шумом, что мы оба создали за последние несколько минут, тишина кажется оглушающей. Я тупо смотрю на Ивлина и впервые вижу, как болезненно он реагирует. Я чувствую, как сожаление, накопленное с того момента, как я начал подозревать, что мы поступаем неправильно, шевелится внутри меня. Мою грудину сжимает спазм, от которого все мое тело прошибает лихорадка.
— Ты был против? — Тупо повторяю я.
— А ты был за.
Ивлин произносит это с такой горечью, что мое лицо заливается краской.